Людмила Нефёдова: Онтология поэтического слова Артюра Рембо

Слово Рембо опирается не на какую-либо эстетическую школу или академическую литературную муштру, а на откровение. Не случайно, когда откровение закончилось, он задолго до своей физической смерти в тридцать семь лет замолчал – перестал писать стихи.

Слово в «Пьяном корабле» Артюра Рембо при всей обнаженности в нем изначального предметно-понятийного смысла реалий бытия передает процесс вулканизации в единый сплав ощущений, рефлексий, эмоций, интуиций осуществляющего бытие субъекта в моменты их зарождения, спонтанного развития, элиминаций и уплотнений, всплесков и трансформаций.

Поиск мира и самого себя в «Пьяном корабле» превращает данный текст в онтологический феномен – прямую фиксацию бытийного потока на уровне субъекта и объекта. Слово здесь соразмерно бытию. Именно в этом необыкновенная тайная сила его воздействия на читателя, но именно это и затрудняет адекватный художественный перевод «Le bateau ivre». Полагаем, что таковой в принципе невозможен.

Эта невозможность становится очевидной уже при переводе названия. В оригинале актуализировано как более значимое в смысловом плане слово Le bateau (корабль). Оно репрезентирует субстантивно-субстанциальную значимость лирического субъекта через препозицию в словосочетании, определенный артикль, вычленяющий предмет из ряда ему подобных в качестве определенного, единственного, именно данного значимого для говорящего предмета, и даже через графическую протяженность слова – большее количество букв, чем в слове ivre (пьяный). В переводе же на русский язык актуализировано слово «пьяный», акцентируя значение атрибута, детерминирующего способ постижения бытия неадекватным состоянием лирического героя.

Рассматривая траекторию самоидентификации, мы вслед за автором актуализируем слово-понятие Le bateau (корабль), означающее субъекта, который эту траекторию осуществляет. Лирический герой Рембо моделируется в тексте через формы грамматического Я (je, moi, те) более тридцати раз и только в двух случаях существительными porteur (носитель) и bateau (корабль). Моделирование субъекта через акцент грамматического Я позволяет представить практически в чистом виде основную обобщенную суммарную функцию субъекта – быть, существовать.

Номинации porteur (носитель) и bateau (корабль) акцентируют содержательный аспект бытия, дифференцируя в нём предназначение: быть кораблем, отдавшимся произволу равнодушных к нему стихий, быть носителем груза, к которому безучастен. Рембо нивелирует эту прагматическую функцию героя, его утилитарное назначение, оставляя ему только чистое движение, в котором осуществляется его, корабля, бытие. «Быть» у Рембо, таким образом, имеет большую значимость, чем быть кем-то или чем-то.

Таково стартовое условие самоосуществления и самоидентификации субъекта.

Рассмотрим некоторые основные точки траектории самоидентификации Я лирического героя. Прежде всего достаточно чётко фиксирован отрыв корабля от управляемых начал и свободное плавание-спуск по рекам бесстрастным:

___

Движение-бытие пьяного корабля начинается с косвенного указания на существование связи и решительный обрыв её. В отрыве от управляемых начал соединяются еще сохранившаяся энергия этих начал, давшая кораблю извне первотолчок с внутренним намерением свободного движения самого героя. Воля к ничем не стесняемой свободе сливается с высшей волей, дарующей эту свободу, а относительность последней определяется руслом рек, по которым «пустился бродяжить» пьяный корабль.

Решительный отрыв корабля от основ сопряжён с его равнодушием к смыслу движения и к судьбоносной предначертанности – нести привычную для корабля ношу, быть перевозчиком какого-либо груза. Свобода мыслится лирическим героем как абсолютная, не ограниченная какими-либо рамками:

___

Такое беззаботно равнодушное отношение лирического героя к прагматическим задачам является особенностью детского мироощущения, глухотою детского мозга. Я лирического героя осознаёт в себе данное свойство, чувствуя себя «Plus sourd que les cerveax d’enfants» (более глухим, чем мозги детей), не проснувшимся и не осознавшим смысл своего движения. Свобода опьяняет, но в ней нет ни цели, ни смысла. В дальнейшем равнодушие перейдет в раздражение, утомление и «распирание» от переполненности грузом.