Сергей Щепотьев - Супруги Голон о супругах Пейрак

Сам же спор Никола и Родогона представляет собой печальный слепок со столкновения де Пейрака с Жермонтазом, за которым последовал лаконичный призыв Жоффрэ к жене — «Идем!», положивший начало их прекрасному физическому сближению. Совпадает здесь все, даже появление защитника героини в маске. Но точно так же, как отвратительная личина Никола-Каламбредена отличается от элегантной бархатной маски де Пейрака, так и грубые ласки Никола оскверняют ее воспоминания об изысканной любви Жоффрэ.

Почему содрогается Анжелика от слов Клода Ле-Пти: «Иди же!», от его протянутой к ней руки? Потому что вот так же протянул к ней руку, так же позвал ее Жоффрэ, только что защитивший ее честь на дуэли с Жермонтазом.

«Вы и я — чего бы мы только не совершили вместе!» — эту фразу слышит Анжелика от короля Франции — и от короля белых рабов Мекнеса, поражаясь парадоксальности такого сходства чувств, испытываемых столь разными людьми.

Или — Бастилия. В первой книге Анжелика добивается аудиенции у короля, чтобы просить о помиловании заключенного в тюрьму Жоффрэ. В третьем романе имеется трагический слепок этой сцены. В результате скандальной дуэли, причиной которой была Анжелика, в Бастилию угодили Филипп дю Плесси и фаворит короля де Лозен. Анжелика явилась к Луи:

«- Сир, Бастилия...- само звучание кошмарного слова, слетевшего с ее уст, заставило ее замолчать. Дурное начало! Она в тревоге ломала руки.

- Ну, — мягко сказал король, — за кого же вы пришли просить — за месье де Лозена или за месье дю Плесси?

- Сир, — воспряла духом Анжелика, — моей единственной заботой является судьба моего мужа».

Но сам он, Филипп, — не Жоффрэ. И патетическое отчаяние, охватившее Анжелику, вдребезги разбивается о непроходимое чванство ее второго мужа:

«- А куда бы вы хотели, чтоб меня заперли? — вызывающе спросил Филипп. — В Шатле, с чернью?»

Наконец, гневная фраза монарха: «Все мои дамы по праву принадлежат мне!» — разве это не повторение фразеологической конструкции палача мэтра Обэна, некогда столь же надменно заявившего Анжелике: «Все что я нахожу в карманах тех, кого пытаю, по праву принадлежит мне?»

Описанный прием, изящный и меткий, как шпага, заимствован супругами Голон из рыцарских романов, «фабула которых, — пишет М. Разумовская, — осложнена многократным использованием однородных мотивов, что свойственно сказке» [43] Разумовская М. Указ. соч., с. 10. .

«Сказочные свойства героев» романа Голон отмечала Данута Карч. Но означает ли это, что, по выражению И. Рубановой, «продукция супругов Голон — это сочинительство, оторванное от действительности, от ее запросов, от ее борьбы»? Нет, конечно. Так мог сказать лишь человек, не сведущий в истории французской литературы. В том-то и дело, что французская сказка, особенно — литературная, «тесно связана с мировоззрением автора и несет приметы исторической эпохи, в которую он жил и творил» [44] Там же, с. 7. .

Весь цикл романов Голон насквозь, кажется, проникнут поэзией, песней, музыкой.

Даже утратив свой былой «золотой голос», де Пейрак не расстается с гитарой, музицируя в своей каюте на «Голдсборо».

Носящий имя лангедокского трубадура де Мармона Кантор, унаследовавший певческий и поэтический дар отца, распевает шуточную народную песенку, которая лейтмотивом проходит через весь роман «Анжелика и король», контрапунктически стыкуясь с драматическими событиями и горькими размышлениями героини.

А в романе «Неукротимая Анжелика» мы узнаем, что мальчик отправился в Средиземное море на судне герцога де Вивонна, взяв с собой не только гитару, но и сочиненную им балладу об отце, распевая которую, он надеется узнать от будущих слушателей о его местонахождении.

«Казалось, — читаем в этой книге, — тут, в Средиземном море, все поют. Каторжники забывали о своих горестях, моряки — об опасностях, их подстерегавших. Звучные голоса с незапамятных времен были отличительной чертой этих южан».

Пафос романа Голон представляется нам в утверждении беспредельности человеческих возможностей, утверждении убедительном и разностороннем: тут подразумевается и раскрепощенный дух, опирающийся на богатейшие запасы знания, накопленные человечеством, и союз разума, созидания и природы, раскрывающей человеку свои просторы и недра, и романтически возвеличенная супружеская любовь, способная выдержать любые испытания.

Не станем утверждать, что супруги Голон исповедали тейардизм. Но и отрицать влияние идей Тейара на их роман, видимо, нельзя. Ведь именно Тейар утверждал высшим назначением человека полнейшее использование своих потенциальных возможностей и накопленных предыдущими поколениями знаний. Ведь ему принадлежат слова: «Только любовь, по той простой причине, что она берет и соединяет существа их сутью, способна... завершить существа как таковые, объединив их» [45] Тейар де Шарден П. Феномен человека. М., 1987, с.209. .