Сергей Боровиков - В русском жанре. Из жизни читателя

Нынче иссяк поток сочинений, направляемых в редакции самыми бескорыстными авторами, как тогда говорили, — пионерами и пенсионерами. Не пишут или не присылают? Почта, конечно, всё сделала для того, чтобы люди перестали переписываться. Только и это уже было. «Волга» опубликовала дневники генерала Ив. Жиркевича, так вот он записывает 13 августа 1921 года: «С русским народом проделали ещё одну гнусность: введены новые тарифы по части корреспонденции, причём за заказное письмо приходится платить 1250 руб., а за простое 25 руб. Откуда обнищавшему обывателю брать такие суммы на корреспонденцию? Для меня была такая радость переписка с немногими моими добрыми знакомыми. Но и это отнято!»

Позволю себе процитировать эту запись далее, уж больно всё сходится:

«Всё делается для того, чтобы убить жизнь в России: назначены беспримерные цены за проезд по железной дороге, теперь мешают сношениям по почте. Ну как не клясть, не осуждать! Хороша у нас свобода! Хороши и мы, во всём покорные, ко всему быстро привыкающие. Рабы, рабы! Бедная, бедная Родина! Но у нас развилась и процветает свобода отрицательного свойства: произвола, насилия, глумления над всем, что дорого человеку, сознающему в себе человеческое достоинство. Сюда бы надо причислить свободу грабежа казённого добра в советских учреждениях и свободу взяточничества. То и другое дошло до колоссальных, небывалых размеров, указывая и на полный развал власти, и на безнравственность интеллигенции, создавшейся и сохранившейся после переворота, устроившейся в советских учреждениях. Если советская власть вводит какое-либо новое стеснение, то сейчас же является и новый источник для взяточничества».

Как Дон-Аминадо в 1920 году, в Париже сидя, мог предсказать, даже и точное место назвать — непостижимо:

Поэтессу А. можно узнать по одному стихотворению.

Август

Из последней строки явствует, что автор не женщина. Да, это стихи не А., а Владимира Пяста, опубликованные в 1924 году.

Вопли и стенания современных деятелей культуры перед лицом богатых навевают в памяти что-то из бессмертного А. Н. Островского. Например:

«А ты возьми, что значит образование-то: вчера ко мне благородная просить на бедность приходила; так она языком-то как на гуслях играла» («Не всё коту масленица»).

Обращал ли кто внимание: два основоположника революционно-демократической критики носили фамилии: БЕЛинский и ЧЕРнышевский?

Ленин вроде бы был абсолютно лишён нормального литературного вкуса, примерами чего за последние годы нас засыпали. Но вот старый, самый хрестоматийный советский пример из Горького, где писатель видит на столе Ленина том «Войны и мира»: «Захотелось прочитать сцену охоты…».

Если верить Горькому, а не верить в этом случае вроде бы нет оснований, то Ленин ведёт себя как заправский книгочей-гурман, а не утилитарист, пожиратель информации.

А может быть, причина нелитературная, а охотничья: см. книгу саратовского писателя Ю. Никитина «Царские охоты», где описывается почти патологическая страсть вождя к забаве с ружьишком.

Ницшеанство молодого Горького могло бы выглядеть и комично, если бы не знать его последующую судьбу воистину сверхчеловека.

«Я очень рано понял, что человека создаёт его сопротивление окружающей среде» (М Горький. Мои университеты).

Самое интересное, что стоит разгадать в Горьком, — момент, когда он из подинтеллигента Пешкова превратился в Горького, когда и как осознал, как делать себя, свою удивительную судьбу. А судьба строилась им с неутомимостью муравья и беспримерной храбростью, я бы даже сказал, оголтелостью. Трудно даже определить черту, отделяющую этап подъёма до какого-то существующего уровня, от этапа, на котором он сам стал делать себя уровнем.