Ричард Докинз - Перерастая бога. Пособие для начинающих

Абби: Что ж, соглашусь: страдать одноклеточный зародыш не способен, однако у него есть потенциал стать полноценным человеком. Аборт лишает его этой возможности. Чем, по-вашему, не «последствие»? Может быть, я тоже в каком-то смысле консеквенциалист? Уж точно больший, чем моя подруга!

Конни: Совершенно верно, лишение эмбриона будущей жизни — это последствие. Но раз сама клетка понятия о нем не имеет, не испытывает ни боли, ни огорчения — чего беспокоиться? Ведь всякий раз, отказываясь от секса, вы тоже, возможно, оставляете некоего человека без будущей жизни. Вам не приходило это в голову?

Абби: На первый взгляд аргумент неплохой. И все же, до того как сперматозоид повстречается с яйцеклеткой, никакой отдельно взятой личности еще нет. Не вступая в половую связь, мы никого конкретно не уничтожаем, так как речь идет о миллионах сперматозоидов и миллионах потенциальных индивидуумов. А как только сперматозоид оказывается в яйце, некий определенный человек начинает свое существование. Именно он и никто иной. Прежде этого момента имеется миллион возможных жизней, так что нельзя сказать, будто мы убиваем кого-то лично.

Конни: Однако, говоря об оплодотворенной яйцеклетке как о некоем определенном человеке, вы подразумеваете некую неделимую сущность. У вас есть знакомые идентичные близнецы? Они возникают из одной оплодотворенной яйцеклетки. А позднее разделяются и становятся двумя индивидуумами. Когда вы в следующий раз встретите пару идентичных близнецов, поинтересуйтесь, кто из них «личность», а кто зомби.

Абби: Гм… Ладно, я вижу, куда вы клоните. Это пугающе хорошее рассуждение. Зайду-ка, пожалуй, с другой стороны. Если вас так беспокоит, кто пострадает в результате ваших действий, то чем плох каннибализм? Не сомневаюсь, вы не станете никого убивать, чтобы съесть, но отчего бы не закусить кем-то, кто уже мертв и страдать не может?

Конни: Его родные и близкие будут очень недовольны. Это последствие! И немаловажное. Чувства людей имеют значение. Но чувства испытывают только те, у кого есть нервная система. Беременная женщина, отчаянно не желающая заводить еще одного ребенка, чувствует. А находящийся в ней зародыш — нет.

Абби: Задержусь на моем примере с каннибализмом. Предположим, у покойного не осталось ни друзей, ни родных. В результате того, что вы его съедите, никто не пострадает.

Конни: Ну, теперь мы подошли к тому, что называется аргументом скользкой дорожки. Можно чувствовать себя в безопасности на вершине крутого холма, однако если тропинка, ведущая вниз, скользкая, то достаточно один раз ступить на нее, чтобы, даже не успев опомниться, обнаружить себя съезжающим прямо к подножию, куда вам совсем не хотелось. Вы правы: от того, что я поем умершего человека, не имеющего ни друзей, ни родственников, которые о нем беспокоятся, никто не пострадает. Это вершина холма со скользкими склонами. Но в нашем обществе каннибализм стал глубоко и прочно укоренившимся табу. Нам отвратительна сама мысль о нем. Однажды нарушив это табу, мы рискуем покатиться по скользкой дорожке. И кто знает, куда она нас приведет? Запрет на каннибализм полезен, как ограда на вершине с опасными скользкими склонами.

Абби: Тогда я могу применить аргумент скользкой дорожки и к абортам. Не спорю: эмбрион на ранних стадиях, будучи абортирован, не испытывает ни боли, ни страха, ни сожаления по этому поводу. Но мы вступаем на скользкий путь, ведущий к моменту рождения и далее. Разрешая аборты, не рискуете ли вы скатиться вниз по склону и перескочить через точку рождения? Не приведет ли это к тому, что мы в конце концов начнем убивать годовалых детей — просто из-за причиняемых ими неудобств? Затем двухлетних. И так далее.

Конни: Да. Должен сказать, на первый взгляд ваш аргумент выглядит прекрасным. Однако сам по себе момент рождения — уже неплохой барьер, вполне надежная «ограда», которую мы привыкли чтить. Хотя так было не всегда. Древние греки подождали бы, пока ребенок родится, бегло осмотрели бы его и затем решили, хотят они оставлять его или нет. Если нет, бросили бы умирать на холодном склоне. Я очень рад, что теперь мы так не делаем. Кстати говоря, аборты на поздних стадиях крайне редки и производятся только по экстренным причинам — обычно чтобы спасти жизнь матери. Подавляющее большинство абортов — ранние. А задумывались ли вы когда-нибудь о том, что многие зачатые зародыши абортируются самопроизвольно, так что женщина даже не узнает о своей беременности?