Например, как-то раз в День всех святых мы предложили детям: «Почему бы нам не навестить какого-нибудь святого? Ведь сегодня день святых». Тогда мы пошли в гости к одному мальчику, которого все они знали; он был болен и умирал действительно как святой (после о нем даже написали книгу [58] Fambri N. Ne vedremo delle belle. Lettere agli amici. Itacalibri, Castelbolognese, 2007. (Прим. науч. ред.)
), и я был поражен, потому что мои дети познакомили меня с этим святым человеком.
Вот, таким образом у тебя могут возникнуть идеи, как творчески подойти к пространству дома, как распорядиться деньгами или временем. Многое нужно сделать, многое нужно увидеть, ведь если бездействуешь ты, то в дело воспитания вмешается среда – и твой сын чем-то да обязательно заполнит свои мозги: либо тем, что предлагаешь ему ты, либо чем-то другим. Ты, воспитатель, должен быть на посту, у тебя должно быть столько предложений, что не хватит и дня, чтобы реализовать все великие задумки, не хватит недели, не хватит целых каникул (а как часто, напротив, время каникул превращается в величайшую тоску, убивающую детей).
Так мы оказываемся перед еще одним интереснейшим вопросом: открытость миру и всему тому положительному, что в нем есть, свидетелям нашего времени, подход к выбору книг, чтению газет, включению или выключению телевизора – все это подразумевает некоторое решение взрослого человека. В конце встреч, подобных нашей сегодняшней, мне часто задают вопрос: если это так, кто воспитает нас, взрослых? Кто воспитывает тебя? Чему ты позволяешь себя удивлять, воспитывать, что значит для тебя, отец, мать, учитель, что значит не упускать из поля зрения истину, благо, прекрасное? Что значит, что в течение дня тобою движет привязанность к чему-то великому, к тому, что делает великой твою жизнь? На что ты смотришь, за кем идешь?
Невозможно воспитывать кого-либо, если сам не получаешь постоянного воспитания: воспитатель – это прежде всего воспитуемый, тот, кто позволяет себя воспитывать. Что только истинно, что честно… что чисто… о том помышляйте , – говорит апостол Павел (Флп. 4: 8); сначала этот ориентир должен стать предметом ваших размышлений и уже потом – ваших детей.
Мы окажемся способными к этому, только если не будем одни! Было бы нестерпимо грустно, если бы на вопрос сына: «Кому ты принадлежишь? За кем ты идешь? Ты (отец, мать, учитель) хочешь убедить меня следовать за тобой, а сам ты за кем идешь?» – тебе пришлось бы отвечать, что на самом деле ты не идешь ни за чем и ни за кем. Ты не можешь не выбрать кого-то или что-то, чему ты принадлежишь со всей преданностью, смелостью и устремленностью, на какую только способен.
Таким же образом нужно передавать ребенку красоту Церкви. Не существует «Церкви вообще», можно говорить лишь о том или ином способе принадлежности к ней. Когда ты рассказываешь о Церкви своему сыну, он должен ясно представлять себе лица твоих друзей, встречи, на которые ты ходишь, слова, которые ты употребляешь, книги, которые ты читаешь, людей, с которыми ты делишься своими деньгами или как-то поддерживаешь; у него перед глазами должна быть некая история, хотя бы небольшой ее фрагмент. Если мы хотим, чтобы Церковь стала частью действительно значимого предложения, она должна иметь конкретные, точные очертания, она должна поддаваться опытной проверке; «Церковь вообще» никто никогда не встречал и не проверял.
Церковь – словно длинный-предлинный поезд. Приходилось ли кому-нибудь из вас когда-нибудь ездить на «поезде вообще»? Никогда и никому. Садясь на поезд, ты попадаешь в определенный вагон. Или ты остаешься на перроне, или, если ты все же решаешь отправиться в путь, тебе нужно выбрать определенное место, купе: это твой способ ехать на поезде. Поезд длинный, в нем есть вагоны разных типов, и каждый человек находит свое место и едет в своем вагоне. Поезд такой длинный, что ты не видишь локомотива – а это Сам Иисус Христос. Да, поезд длинный, локомотива не видно, но поезд идет и поэтому ты готов поклясться, что локомотив есть и отлично работает. Поезд идет, народ Божий растет и продвигается вперед во времени и в истории; но присоединиться к нему можно, только войдя в определенный вагон. И если ты говоришь сыну: «Поедем со мной!» – ты должен сказать ему: «Сядем в этот вагон, он нравится мне больше других».
Это касается всех предложений, которые мы делаем нашим детям: или они доступны для проверки (конкретной, деятельностной, жизненной), или эта часть реальности, эта позитивная гипотеза, которую мы им сообщаем, настолько общая и абстрактная, что им нет до нее никакого дела. Думаю, слова отца Джуссани об общинном характере проверки нужно понимать именно так.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу