Антонио Менегетти - Онтопсихология - практика и метафизика психотерапии

B.: «Конечно, потому что совершает ту же ошибку».

А. М.: «Сын или дочь может стать партнером этой материнской негативности в форме послушания или спора. Это искусство тебе должно быть знакомо, В. Давай, Н., посмотрим, может ли случиться так, что сын или дочь своим образом жизни, работы предписывают тебе такую мораль, такое сознание, в соответствии с которыми ты всегда должна быть совершенной и превосходной матерью?».

Н.: «Не понимаю».

А. М.: «Ты поняла, Г.?».

Г.: «Да».

А. М.: «Спроси у Н. то же самое».

[Г. заново повторяет вопрос Н.; Н. кивает головой в знак согласия.]

А. М.: «Итак, Н., скажи мне, как ты расцениваешь позицию твоего сына по отношению к тебе?».

Н.: «Даже при том, что он меня любит, и эта любовь очень высока, внутри этой любви присутствует только его желание обладать мною как вещью, которая неподвижно должна оставаться всегда там, где хочет он».

А. М.: «Чем сейчас занимается твой сын в жизни?»

Н.: «Работает в православной церкви, звонит в колокола».

А. М.: «Хочу от тебя узнать: он вошел в лоно церкви для того, чтобы сбежать от матери, доказывая тем самым себе, что принадлежит не ей, а религии? Был между вами такой спор?».

Н.: «Он не хотел убегать, наоборот, желал остаться вместе со мной».

А. М.: «Ты мне сказала намного больше. Технически я задал тебе этот вопрос, чтобы затем подойти к факту избрания сыном такого стиля бегства, который позволил бы ему находиться в уже гарантированном «Сверх-Я» вместе с матерью. Не знаю, Д., поняла ли ты меня. Для вас обеих – у каждой по-своему – это очень большая проблема. На самом деле сын сбежал внешне, чтобы с помощью «Сверх-Я» установить еще более сильную связь со своей матерью: мать первой привязала сына, а теперь он способен связать в том числе и мать, от которой исходит негативная психология, нефункциональная для нее самой. Два года назад она консультировалась со мной именно по этой конкретной проблеме с сыном: между ними тогда возник спор, ибо он хотел оставить дом, а она его не отпускала. Я ей сказал, что она должна позволить ему уйти, поскольку в этом случае он еще в большей степени будет принадлежать ей: он убегает, чтобы в большей степени принадлежать ей. И сегодня она об этом знает. Неважно – церковь или идеология: необходимо понять, отделяется ли этот человек, потому что хочет стать самим собой, или он желает сильнее отождествить себя со «Сверх-Я». Сейчас он звонит в колокола, потому что, когда он был маленьким, ему нравилось находиться под юбкой матери или других женщин, а сегодня он продолжает стоять, но уже под колоколами церкви. Сущность заключается в следующем: Н. нефункциональна, потому что остается той девочкой, которая перепрыгнула всю свою жизнь и прожила ее во фрустрации, в подавлении всех своих фундаментальных инстинктов женщины, своего темперамента, своей гордости, силы, своих эмоций. С другой стороны, ее сын представляет собой ребенка, прикрывающегося церковью, чтобы подчеркнуть собственную инфантильную ригидность. Мы должны быть очень внимательны к тем идеалистическим ригидностям, которые сами создаем.

С., есть что-то такое, что тебе понравилось бы делать в жизни для самой себя?».

С.: «Да, я это сейчас планирую и думаю над этим, но никому не говорю».

А. М.: «П., тот же вопрос тебе».

П.: «Мне хотелось бы сделать…».

А. М.: [Прерывает ее] «Вы заметили разницу? Она сказала: “Мне хотелось бы сделать…”, значит, она это не делает. О., как она говорила, на твой взгляд?».

О.: «Как ребенок, в психологическом смысле».

А. М.: «В каком смысле ребенок, А.?».

А.: «Еще не знает, что делать».

А. М.: «Не знает или не хочет?».

Д.: «Не хочет».

А. М.: «А ты как чувствуешь, эта женщина не знает или не хочет?».

Н.: «Она не уверена в своем выборе и, следовательно, не может выбрать».

А. М.: «Хочешь попробовать, Р., ответить, не уверена она или не может?».

Р.: «Мне кажется, что она не знает».

А. М.: «По-твоему, что нужно было бы предпринять, чтобы узнать в конечном итоге, не знает она или боится? И что должна была бы предпринять она?».

Р.: «А чем она занимается в жизни?».

А. М.: «Сейчас это неважно. Давайте остановимся на общей эмоции страха, потому что более всего в данном случае речь идет о комплексе. Не могла ли это быть связь между детским обманом и страхом? Там, где возник детский обман, впоследствии усиливается страх: есть ложь такого типа, которую вызывает страх. Обманщиком можно стать не из-за вредности или желания сбить с толку других, а для придания уверенности самому себе, чтобы прикрыть собственный идеал, собственное псевдосовершенство. Бывает так, что ребенок обманывает, чтобы придать самому себе уверенность? Ты, Д., действительно не могла понять, что имел место объективный страх?».