Кэтрин Мэнникс - Как мы умираем

― Не-е, — улыбается он. — Но теперь мы знаем, кто тут собирается удрать. Но если этот «парень» вернется, я не позволю ему навешать мне.

― Так вы не собираетесь делать это на неделе? — спрашиваю я, но он снова засыпает.

Через несколько минут он храпит. Завтра нужно будет спросить контакт психиатра, но сегодня Алекс слишком сонный, чтобы отойти от кровати. Я могу пойти домой.

Телефон на тумбочке звонит рано утром. Спросонья я отвечаю в расческу, прежде чем найти рукой телефон. Я едва успела сказать «Алло», когда меня перебил голос ночного медбрата.

― Александр Лестер! — отрывисто кричит он, бывший военный. — Оральное и ректальное кровотечения. Везут в отделение интенсивной терапии. Для информации!

Телефон замолкает.

Что? Что произошло? Почему кровотечение? Его анализы были в порядке. Должно быть, он что-то сделал. Он прыгнул? О, черт возьми, что, если он прыгнул? Где мои туфли? Ключи от машины? В чем дело?

До больницы пять минут на машине. Я паркуюсь на стоянке для скорой помощи и бегу наверх пешком, не надеясь на лифт. Вспотевшая и запыхавшаяся, захожу в палату и вижу медбрата.

― Ах, доктор Мэнникс, мэм! Пациент был переведен в отделение интенсивной терапии, как только мы закончили разговаривать. Артериальное давление не регистрируется. Свежая кровь в прямой кишке и рвоте. Установлен дополнительный внутривенный доступ, началась реанимация. Семья проинформирована. Что-нибудь еще, мэм?

― Что случилось? — спрашиваю я с недоумением. — Он прыгнул? Откуда кровотечение?

― Прыгнул? Прыжок? — орет медбрат, и я сама подпрыгиваю, как по приказу. — Какой еще прыжок?

Я глубоко вдыхаю и спокойно, как только могу, говорю:

― Просто скажите мне, что именно произошло.

Медбрат рассказывает, что около полуночи Алекс проснулся и попросился в туалет. Там началось кровотечение, упало давление, его начало рвать чем-то, очень похожим на кровь. Значит, он не прыгал. Если бы стало известно, что я в курсе его намерений, но ни о чем не сообщила... Это оказалось бы большой ошибкой. Во мне сражаются волны облегчения и тревоги, когда их настигает цунами вины: я беспокоюсь о себе, когда Алекс находится в отделении интенсивной терапии.

― Похоже, у него сильное кровотечение из желудочно-кишечного тракта, — продолжает медбрат. — Проистекает из крупного кровеносного сосуда, думаю.

Это нехорошо. Убедившись, что другие пациенты в онкологическом центре в порядке, движимая смесью беспокойства и вины, я бегу по слишком яркому больничному коридору в отделение интенсивной терапии. Онкологу Алекса уже позвонили, и он в пути.

Иногда смерть, которую человек ожидает, все равно оказывается внезапной. И тогда уже не имеет значения, как именно она наступила — он не успел примириться с ней и попрощаться с близкими.

Алекс без сознания лежит на боку. Комната пахнет кровавым содержимым его кишечника: цепкий сладковатый аромат, которого я боюсь. У Алекса две капельницы, одна игла введена в вену на шее. Монитор показывает быстрый пульс с очень низким давлением. Это плохо. Медсестра пытается выключить сигнал, оповещающий о слишком низком давлении, чтобы избавиться от настойчивого писка. Возле кровати сидит бледная мать, рядом с ней — молодой человек («Роли», — кратко представляется он), как две капли воды похожий на Алекса. Врач отделения интенсивной терапии объясняет, что Алекс потерял огромное количество крови, и сейчас они ждут совместимую кровь из банка, потому что из— за химиотерапии переливать можно только кровь, проверенную на вирусы. Он очень слаб и вряд ли перенесет операцию, которая остановила бы кровотечение. Это действительно плохо. Мы ведь лечим у него рак — как это могло случиться?

Вдруг голова Алекса откидывается назад, будто по его инициативе. Огромный темно-красный питон выскальзывает изо рта, отталкивая голову назад, разбивается о подушку, становится блестящим и мокрым, окрашивая наволочку и простыни. Алекс делает еще один вдох и перестает дышать. Его мать начинает кричать, когда понимает, что питон — это кровь Алекса. Наверное, вся его кровь. Роли встает, хватает мать и в сопровождении медсестры уводит из комнаты. Ее рыдания постепенно стихают вдали.

Я парализована и окаменела от ужаса. Это правда? Я все еще сплю? Но нет. Кольца питона опадают как большой бордовый бланманже. Алекс оценил бы плотный цвет, изменяющуюся текстуру, контраст темного и светлого на постели. Разве мы не должны что-то делать? Что?