Юлия Гиппенрейтер - Введение в общую психологию

Отвечу, в подобных задачах Мессингу помогла дополнительный прием – совершение непрерывных пробующих движений, на каждое из которых он получал сигналы "разрешения" или "запрета".

Чтобы не быть голословной, поделюсь личным опытом: на уже упомянутом сеансе мне посчастливилось выступить в роли индуктора.

Задуманная мною задача состояла из нескольких простых действий. Сначала надо было, идя по сцене, описать траекторию восьмерки, обогнув последовательно стол жюри и стол ассистента, потом пройти тот же маршрут в обратном направлении, наконец, подойти к роялю на сцене, повернуть стул сиденьем наружу и сесть на него. Вот и все.

Надо сказать, что Мессинг начинал с того, что приводил индуктора в особое состояние. Он поставил меня перед собой – учтите, что все это происходило на сцене, на нас были направлены прожектора, а также взоры нескольких сот зрителей. К тому же сам Мессинг был очень возбужден, он "ел" меня глазами, делал перед моим лицом какие-то пассы, проводил руками по моим рукам, требуя расслабиться, и в то же время приказывал нервными отрывочными фразами: "Прошу вас, смотрите на меня, смотрите на меня, смотрите на меня! Думайте, думайте! Думайте, думайте!" Потом дал мне руку – рука сильно дрожала; я подумала, что, наверное, это тоже специальная мера, чтобы "раскачать" и мою руку и чтобы она лучше "транслировала" мои намерения.

Наконец, задав очень быстрый темп движения, он двинулся вперед, так что я за ним еле успевала.

Мы проделали половину "восьмерки", когда я решила, продолжая думать о задании, проконтролировать свою руку, чтобы она двигательного ничего не сообщала. Как только я приняла это решение, Мессинг сделал совершенно ненужную петлю, во время которой мы чуть вообще не сбежали со сцены. (Надо сказать, что подавляющее большинство задач до этого решались в зале, и он привык отправляться в зал.)

Только большими усилиями руки (уже вполне сознательными) мне удалось вернуть его на нашу "восьмерку".

Наконец, мы подошли к стулу у рояля – и здесь случилось нечто совершенно непредвиденное. На стуле случайно оказался кошелек, кем-то забытый. Кошелек никак не входил в программу, но Мессинг этого не мог знать. Он схватил кошелек и стал вертеть его в руках. Я "думала" изо всех сил, что ему не надо этого делать (что выражалось, как я чувствовала, в энергичных запрещающих сжатиях моей руки). Он, конечно, воспринимал эти сигналы, но продолжал искать в ложном направлении: побежал к своему рабочему столику, открыл кошелек и стал выкидывать все, что там лежало.

Здесь я уже совсем пришла в ужас, и изо всех сил транслировала ему "запрещения", но он только говорил: "Мне больно, мне больно!" – и продолжал действовать в том же духе. Среди прочих вещей в кошельке оказалась автобусная книжечка. Он ее то вкладывал, то выкладывал, а в конце концов начал отрывать от нее один билетик за другим (смотрите, какая изобретательность в поиске!).

Наконец, мне удалось почти буквально "оттащить" его назад к роялю. Надо сказать, что к этому моменту мне уже захотелось, чтобы все это поскорее кончилось. Я уже не следила за тем, чтобы не подавать знаков, наоборот, старалась подавать их изо всех сил.

Итак, мы подошли к стулу, и я стала "думать", чтобы он его повернул (такими несколько поворачивающими движениями руки).

И Мессинг начал, действительно, поворачивать стул, но, увы – вверх ногами! Я усиленно думала, что его надо повернуть не так, а вот так, но ничего не действовало. Он вертел его минуты три; наконец, стул оказался в нужном положении, и я резко расслабила руку.

Но еще не конец, и Мессинг это чувствовал. Теперь по программе записки, которая находилась перед глазами жюри, надо было сесть на стул. И вот эта задача оказалась самой трудной! Ведь она была "неадресной"! Нужно было придать определенную позу своему телу, и это-то как раз труднее всего было отгадать по мышечным усилиям моей руки.

И когда в ответ на мое усиленное думание Мессинг снова начал переворачивать стул вверх ногами, мне пришлось перейти на старый, проверенный способ передачи мыслей – сказать ему сквозь зубы: "Сядьте!" – и только тогда наше выступление закончилось.

Итак, еще раз: во-первых, большая активность и изобретательность при поиске нужного действия и, во-вторых, высокая чувствительность к идеомоторным сигналам – этих двух способностей достаточно для выполнения сложных "адресных" задач при так называемом чтении мыслей.

Теперь спросим себя: а происходит ли неосознаваемая передача информации в обыденной жизни, в профессиональной деятельности? Конечно, происходит. Вспомним некоторые виды спорта, которые требуют точного согласования движений партнеров, например, парное фигурное катание. Хотя этот вопрос и не исследовался специально, с большой вероятностью можно предположить, что удивительная слаженность у фигуристов достигается за счет взаимного восприятия мимолетных мышечных напряжений, перераспределений тонуса, незаметных подготовительных движений и т. п. Заметим, что сознание спортсменов обычно занято художественной стороной исполнения, так что взаимный обмен двигательной информацией, скорее всего, проходит на неосознаваемом уровне.