Эрих Фромм: Миссия Зигмунда Фрейда. Анализ его личности и влияния.

Но еще важнее содержание идей. Конечно, великое открытие Фрейдом нового измерения человеческой реальности, бессознательного, остается одним элементом движения, нацеленного на реформы. Но само это открытие увязло в трясине. Оно применялось к одному, ограниченному сектору реальности, к либидоиозным стремлениям и их подавлению, но в малой мере или вовсе не применялось к более широкой реальности человеческого существования, к социальным и политическим явлениям. Большинство психоаналитиков — это относится и к Фрейду — слепы по отношению к реалиям человеческого существования и к бес сознательным социальным феноменам так же, как и любые другие представители их социального класса. В известном смысле они даже более слепы, поскольку веруют, будто нашли единственный ответ на вопросы жизни в формуле подавления либидо. Но нельзя видеть ясно в одних областях человеческой действительности и оставаться слепцом в других. Это верно в особенности потому, что весь феномен подавления — социальное явление. Индивид любого данного общества подавляет осознание тех чувств и фантазий, которые несовместимы с образцами мышления его общества. Силой, вызывающей это подавление, является страх изоляции, страх сделаться изгоем из‑за тех мыслей и чувств, которые с ним никто не разделяет. (Крайним случаем страха полной изоляции является не что иное, как страх безумия.) С учетом этого императивом для психоаналитика должен был бы стать выход за пределы образцов мышления своего общества, критический взгляд на них, понимание реалий, производящих эти образцы. Понимание индивидуального бессознательного предполагает и требует критического анализа общества. Тот самый факт, что фрейдовский психоанализ едва ли выходил даже за пределы либерально — буржуазного взгляда на общество, составляет одну из причин его узости и, в конце концов, стагнации в области исследований индивидуального бессознательного. (Имеется странная связь, пусть случайная и негативная, между ортодоксальным психоанализом и ортодоксальным марксизмом: фрейдисты видят индивидуальное бессознательное и слепы по отношению к социальному бессознательному ортодоксы — марксисты, наоборот, остро чувствуют наличие бессознательных факторов в социальном по ведении, но они совершенно не видят их, когда речь идет о мотивации индивидуального поведения. Это ведет к вырождению теории и практики марксизма, точно так же как противоположный феномен ведет к упадку психоаналитическую теорию и терапию. Такой результат неудивителен. Говорим ли мы об изучении индивида или общества, всегда речь идет о человеческих существах, а это значит, что мы имеем дело с их бессознательными мотивами; человек — индивид неотделим от человека — участника социальной жизни, и если их разделить, то нельзя понять ни то ни другое.)

Какую же роль играл психоанализ Фрейда с начала нашего века?

Прежде всего следует заметить, что в первое время, с 1900 по 1920–е годы, психоанализ был куда радикальнее, чем потом, когда он обрел огромную популярность. Для буржуа викторианской эпохи утверждения Фрейда о детской сексуальности, патологических результатах сексуального подавления и т. п. было покушением на табу, и требовалось мужество и независимость характера, чтобы эти табу нарушать. Но тридцать лет спустя, после того как 20–е годы принесли волну сексуального либертинизма и произошел массовый отказ от викторианских стандартов, те же самые теории уже никого не шокировали и никому не бросали вызов. Так психоаналитическая теория была широко принята во всех тех сек торах общества, где испытывали отвращение к истинному радикализму (то есть "доходящему до корней"), но все же были склонны покритиковать консервативные нравы XIX в. и уйти от них. В этих кругах, иначе говоря, среди либералов, психоанализ выразил желанную половинчатость, колебание между радикальным гуманизмом и викторианским консерватизмом. Психоанализ стал суррогатом удовлетворения глубоко заложенного стремления человека к обретению смысла жизни, к подлинному соприкосновению с реальностью, избавлению от искажений и проекций, набрасывающих покрывало на реальность и на нас самих. Психоанализ стал суррогатом религии для городской буржуазии, которая не желала предпринимать более радикальных усилий. Здесь, в движении, они нашли все им необходимое — догмат, ритуал, вождя, иерархию, чувство, что истина у тебя в кармане и ты сам стоишь выше того, кто не про шел инициации. И все это без особых усилий, без глубокого понимания проблем человеческого существования, без критического видения собственного общества и того, как оно калечит человека, и при этом не будучи вынужденным менять собственный характер в том, что затрагивает не что существенное, — а именно, избавляться от жадности, злобы, глупости. Все, на что они решились, — отказ от некоторых либидоиозных фиксации и их перенос, и если это иной раз и имело значение, то уж никак не вело к тем характерологическим переменам, что необходимы для полного соприкосновения с реальностью. Из передовой и смелой идеи психоанализ превратился в безопасное кредо для тех перепуганных и изолированных представителей среднего класса, которые не нашли себе царства небесного в той или иной традиционной религии или социальном движении своего времени. Упадок либерализма находит свое выражение и в упадке психоанализа.