Вместо этого я нашла Лулу учителя в Нью-Хейвене. После длительной беседы мы также согласились, что Лулу будет репетировать самостоятельно, без меня или личных репетиторов, и всего по тридцать минут в день — что было, как я знала, недостаточно для поддержания высокого уровня её исполнительского мастерства.
Первые несколько недель после принятия решения я бродила по дому как человек, потерявший свою миссию, смысл жизни.
Недавно за ужином я встретила Элизабет Александер, профессора из Йеля, которая читала свои стихи на инаугурации президента Обамы. Я сказала ей, как восхищаюсь её работой, и мы обменялись парой слов.
Затем она сказала: “Стойте, кажется, я вас знаю.
У вас же есть две дочери, которые учатся в Neighborhood Music School. Это же вы мать тех потрясающе талантливых девочек?”
Выяснилось, что у Элизабет тоже двое детей, помладше моих, которые тоже учатся в Neighborhood Music School, и что они несколько раз слышали выступления Софии и Лулу. “У вас удивительные дочери, — сказала она. — Они вдохновили моих малышей”.
Раньше я бы скромно сказала: “О, на самом деле они не так уж и хороши” — в надежде, что Элизабет попросит меня побольше рассказать о музыкальных достижениях Софии и Лулу. Сейчас же я просто кивнула.
— Они все ещё музицируют? — продолжила Элизабет. — Я больше не вижу их в школе.
— Моя старшая дочь все ещё играет на фортепиано, — ответила я. — А младшая, скрипачка, больше не занимается музыкой.
Словно нож вонзился мне в сердце: “Вместо этого она предпочитает играть в теннис”. Даже если она занимает последнее из десяти тысяч мест в Нью-Хейвене, подумала я про себя. Из десяти тысяч.
— О нет! — воскликнула Элизабет. — Как ужасно. Помнится, она была такой одарённой
— Это её решение, — услышала я свой голос. — Скрипка отнимала слишком много времени. А вы знаете этих тринадцатилетних. — Каким же западным родителем я стала, подумала я. Какое поражение.
Но я сдержала слово. Я разрешила Лулу играть в теннис, раз уж он ей так нравится, в её собственном темпе, принимая самостоятельные решения. Помню, как она впервые записалась на турнир Novice USTA. Она пришла домой в хорошем настроении, явно заряженная адреналином.
— Ну как? — спросила я.
— О, я проиграла, но это мой первый турнир, и я выбрала неправильную стратегию.
— И какой был счёт?
— Ноль — шесть, ноль — шесть, — сказала Лулу. — Но девчонка, с которой я играла, была просто зверь.
Если она так хороша, то почему же участвует в турнире для новичков, подумала я про себя мрачно, а вслух сказала: “Недавно Билл Клинтон сказал студентам Йеля, что они могут стать по-настоящему великими в том, что любят. Так что здорово, что ты любишь теннис".
Но сам по себе факт, что ты что-то любишь, добавила я про себя, не означает, что ты обязательно станешь великим. Не станешь, если не будешь работать. Большинство людей просто отвратительны в том, что они любят.
Недавно в нашем доме прошёл официальный обед для судей со всего мира. Один из плюсов работы профессором Йеля заключается в том, что ты можешь встретить некоторых потрясающих людей — величайших юристов наших дней. За десять лет конституционный семинар в Йеле подарил Верховному суду судей из десятков стран, в том числе и из США.
Чтобы развлечь гостей, мы пригласили преподавателя Софии Вей-Йи Янга исполнить часть программы, которую он подготовил для знаменитой серии фортепианных концертов Горовица в Йеле. Вей-Йи великодушно предложил, чтобы его юная ученица София тоже выступила. Ради смеха учитель и ученица также могли бы сыграть дуэтом пьесу “В лодке” из “Маленькой сюиты” Дебюсси.
Я была невероятно взволнована, нервничала из-за этой идеи и с нажимом сказала Софии: “Только не провали. Все зависит от твоего выступления. Судьи приедут в Нью-Хейвен послушать талантливую школьницу. Если ты не будешь сногсшибательно совершенной, то мы их оскорбим. Так что бегом к роялю и не отходи от него”. Думаю, во мне все ещё осталось немного от китайской матери.
Следующие несколько недель мы будто воспроизводили подготовку к выступлению в Карнеги-холле — за исключением того, что на сей раз София большую часть времени занималась самостоятельно. Как и тогда, я погрузилась в её пьесы — Аллегро аппассионато Сен-Санса и полонез и “Экспромт-фантазию” Шопена, — но правда заключалась в том, что София во мне больше почти не нуждалась. Она в точности знала, что должна делать, и я лишь изредка критиковала её из кухни или со второго этажа. Тем временем мы с Джедом вынесли всю мебель из гостиной, кроме рояля. Я отскребла пол, и мы арендовали кресла на пятьдесят человек.
Читать дальше