Гейл Шихи: Возрастные кризисы

«Я должен» двадцатилетнего возраста, которое превращается в «я хочу» в тридцать лет, в сорокалетнем возрасте опять преобразуется в «я должен». Некоторые из долженствовании являются слишком реальными. Например, плата за обучение детей в колледже часто совпадает с потребностью стареющих родителей в материальной поддержке. Но большая часть отношения «я должен», которое распространяется на пятидесятилетний возраст, окрашено привычкой и формой опыта, почерпнутого в ранние годы.

Сегодня люди старшего среднего возраста, являясь представителями поколения Великой Депрессии, научились восторгаться материальной обеспеченностью. Прошло много времени после того, как голод отступил от дверей их дома и они стали материально обеспеченными людьми с кредитными карточками и роскошными машинами, однако привычка к осторожности у них все же осталась.

Тайлер как раз такой человек. Неопытным юношей он окунулся в мир рекламы, надеясь сколотить капитал. В это время ему казалось, что его тайные занятия литературой были фривольным времяпрепровождением. В середине жизни он оказался администратором — не художником, не сочинителем романов, не реформатором, — а седовласым бюргером со своим собственным маленьким агентством и с сильным страстным стремлением к писательству, стремлением слишком мятежным, чтобы быть признанным.

«Я оправдал для себя свою потребность. Я смотрел на агентство как на возможность связать все в один узел. В сорокалетнем возрасте моя неудовлетворенность еще больше усилилось. Я купил лодку и стал много плавать, но это не стало решением проблемы. Я обвинил жену в том, что она использовала меня в своих интересах, хотя абсолютно уверен, что у меня не было права обвинять ее. Я хотел вернуть себе чувство сильного восприятия жизни. Я начал заводить любовные романы, в которых мог выступать в различных ролях по отношению к новым женщинам. Иногда я представлялся промышленным воротилой, иногда выступал в роли несостоявшегося художника, которому судьбой было предначертано однажды восстать из пепла, как птица феникс. Так я самоутверждался. Обычно это быстро проходит, и вы понимаете, что ищете ответ на вопросы не в том месте. Однако я этого еще не понимал».

Кризис, связанный с серединой жизни, длился для Тайлера пятнадцать лет. Наконец он разрешил себе отреагировать на внутренние сообщения. В сорок пять лет он обнаружил, в чем кроется причина: «Моя работа явилась заменой писательской деятельности, которой я не занимался всерьез, так как это было хобби, и не беспокоился о том, что скажут люди». Затем он снял студию в городе. Он ненавидел жить в пригороде, но они с женой оставались там из-за младшего ребенка. После пятидесяти лет Тайлер достиг точки, когда защищенность стала значить для него меньше, чем проживание второй половины жизни.

«Я сказал себе: „Так, хорошо. Ты не собираешься навсегда укрыться в Палм-Бич и стричь купоны. В этой жизни есть и другие ценности. Как же определиться?“». Следующим шагом Тайлера было возвращение в маленькие городские апартаменты. Он физически чувствовал просветление: «Я уже не связан зданием и закладными». Последняя отговорка отпала, когда его жена пошла работать, проведя двадцать семь лет дома. «Это помогло мне принять решение, ведь теперь, потерпев неудачу, я мог бы обвинять кого угодно, но только не ее».

Больше всего Тайлера поразило то, что он созвал своих коллег и объявил им: «Я хочу выйти из игры». В пятьдесят пять лет Тайлер ушел из мира бизнеса, чтобы стать писателем и осуществить свою детскую мечту.

Если для одних людей переломным моментом обновления является переоценка отношения к деньгам, то для других этот момент связан с вопросами веры.

Маргарет Бэбкок думает, что случилось бы, если бы она осталась зацикленной на «религиозной стадии» в тридцатилетнем возрасте. «С малолетства я была членом епископальной церкви, однако не знала, верю я в Бога или нет. Однако я не начала думать об этом до тех пор, пока не почувствовала отчаяние в личной жизни. Тогда, в течение двух или трех лет, я была ужасным догматиком».

Маргарет почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног, когда однажды ночью раздался телефонный звонок из Флориды и голос матери сказал, что отец чувствует себя плохо. На ее глазах он умирал от рака пищевода. На его лице не было печати удовольствия от предстоящего свидания с Богом.

Маргарет было тогда тридцать восемь лет.