Генрих Френкель - Брамштендте - Йозеф Геббельс (Ростов-на Дону, 2000)

Прежняя главная ставка фюрера, находившаяся в Восточной Пруссии, попала в руки русских. В январе 1945 года Гитлер вернулся в свои апартаменты, устроенные в здании рейхсканцелярии, в Берлине, но они были плохо защищены от авиабомб, и он перебрался в глубокий подземный бункер, построенный для него в саду при рейхсканцелярии. О его физическом и духовном состоянии в эти последние недели войны нам известно по многим записям, оставленным свидетелями. Они сообщают, что приступы ярости сменялись у него периодами депрессии и слезливой жалости к самому себе; ему казалось, что все предали его и покинули. Движения его стали суетливыми и неточными, и голова подергивалась, как у нервнобольного. Герхард Больдт, молодой офицер, впервые увидевший фюрера вблизи в феврале 1945 года, запомнил его возбужденные глаза, блестевшие ненормальным, «неестественным блеском».

Гитлер упрямо отвергал все разумные предложения. Он со злостью отказывался отдать распоряжение о сокращении фронтов, когда для этого еще были возможности и время, и не хотел поберечь для будущего ни людей, ни ресурсы. За шесть недель до конца он сказал Альберту Шпееру, своему «придворному архитектору»: «Если война будет проиграна, значит, немецкий народ заслужил свою гибель!» Он видел только две реальные возможности: победу в войне, либо окончательную и всеобщую гибель; ничего иного для него не существовало. Он приказал разрушать и взрывать все мосты, заводы и железнодорожные сооружения, чтобы они не достались врагу. Прослушав утром неутешительные новости с фронтов, он больше не хотел ничего знать, и когда Геббельс однажды дал ему для просмотра альбом с фотографиями городов, разрушенных бомбежками союзников, он вернул его обратно, сообщив через секретаря, что «фюрер не желает, чтобы его беспокоили по таким пустякам».

Для Гитлера знакомство с войной ограничивалось всегда обсуждением положения на фронтах, и дальше своей ставки в Растенбурге (в Восточной Пруссии) он никогда не выезжал. Видимо, это считалось у него поездкой на фронт, хотя там, над зелеными газонами и зеркальными прудами, всегда стояла полная тишина; настоящий фронт, с его разбомбленными домами, воронками от снарядов и следами крови, был где-то далеко. Гитлер избегал какого бы то ни было знакомства с ужасами войны, потому что это могло «отвлечь его гений и повлиять на глубину принимаемых решений».

Теперь идиллический Растенбург остался далеко за линией фронта, приближавшегося к Берлину с пугающей быстротой. Так же неотвратимо надвигалось и безумие; Гитлер часамц просиживал в бункере над картами генерального штаба и составлял невыполнимые приказы дивизиям, которых уже не существовало в действительности.

В этом мрачном фарсе участвовали, кроме Гитлера, и другие персонажи и среди них — Геббельс и Борман, давние соперники в борьбе за благосклонность фюрера, до конца игравшие роли его верных оруженосцев. Риббентроп, хотя и числившийся все еще министром иностранных дел, фактически утратил всякое влияние. Геринг и Гиммлер строили планы смещения Гитлера и заключения мирного договора, но действовали нерешительно и упустили время; и только Шпеер находил в себе мужество сопротивляться безумным приказам фюрера и делал все возможное, чтобы избежать бесполезных разрушений. Он один из всего высшего партийного руководства сознавал, каких ужасных жертв стоит каждый день задержки неизбежной капитуляции, и находил в себе силы не только для соболезнований, но и для спасения того, что еще можно было спасти. Одно время он даже всерьез подумывал о том, чтобы закачать в вентиляционную систему бункера отравляющий газ, положив этим конец безумствам сумасшедшего диктатора.

В течение января 1945 года русские войска заняли Польшу и вышли к Одеру, создав угрозу продвижения к Берлину; 16 марта русские прорвали Южный фронт и двинулись к Вене; тогда же, в марте, британские и американские части форсировали Рейн; 9 апреля пал Кенигсберг, а 13 апреля — Вена; 25 апреля американцы и русские встретились в Торгау, на Эльбе, и в конце апреля замкнулось кольцо советских войск, окруживших Берлин.

Гитлер утратил всякое представление о действительности и едва сознавал, что происходит наверху, над его убежищем. 20 апреля, в день его рождения (ему исполнилось 56 лет), его советники предложили ему перенести свою штаб-квартиру на юг Германии. Поколебавшись, фюрер отказался, решив ожидать конца в Берлине.

22 апреля 1945 года Геббельс, вместе со своей женой и детьми, перебрался в бункер к Гитлеру. Теперь уже трудно сказать, сохранил ли Геббельс в своих мыслях верность фюреру до конца. Записи в его дневнике, как и воспоминания свидетелей из его окружения, позволяют сделать вывод, что он больше не питал иллюзий насчет «непогрешимости» своего фюрера. Похоже, что избрав самоубийство для себя и для своей семьи, он рассматривал его не как жертву своему господину и хозяину, а как способ героического ухода с исторической сцены, как заключительный штрих в портрете великой личности, оставляемом для следующих поколений. Многие современники догадывались о его глубокой и подлинной преданности Гитлеру; об этом же говорят и его дневники; но вполне вероятно и то, что привязанность к Гитлеру была для Геббельса всего лишь возможностью порисоваться перед историей, показав себя самым талантливым, самым усердным и преданным последователем фюрера.