Франсиско Феррер–и-Гуардия - Современная школа

Резюмируя и конкретизируя вышесказанное: во время первых лет реставрации с Руисом Соррильей сотрудничали люди, которые позже, на министерской скамье, выказали себя самыми убежденными монархистами; а этот достойный человек, поддерживавший огонь протеста против государственного переворота 3 января 1874 года, наивный и чересчур честный, доверял своим ложным друзьям. В результате, как это часто происходит с политиками, большинство оставило республиканского вождя ради министерского портфеля или высокого места, и, в конце концов, он смог рассчитывать лишь на тех, кто не продается из чувства собственного достоинства, но чьим занятиям недостает логики, которая могла бы поднять их мысль и их энергию до уровня активных действий.

Если бы не Асенсио Вега, Себриан, Мангадо, Вильякампа и немногие другие, дон Мануэль стал бы на многие годы игрушкой в руках амбициозных спекулянтов, замаскировавшихся под патриотов.

По всем этим причинам, я ограничился воздействием на моих учеников, выбирая для экспериментов тех из них, кто казался мне наиболее подходящим и лучше всех приспособленным для этого.

С ясным пониманием собственных целей, пользуясь определенным авторитетом, который мне придавала моя позиция учителя и мой экспансивный характер, исполняя свои профессиональные обязанности, я разговаривал со своими учениками на различные темы: иногда об испанских обычаях, иногда о политике, религии, искусстве, философии, всегда стараясь исправить высказываемые ими мнения, которые могли быть преувеличенными или необоснованными, или подчеркнуть те неудобства, которые возникают, если подчиняешь собственное суждение догмам сект; школ или партий, что, к сожалению, происходит очень часто. Таким образом я добивался того, что после подобных дискуссий люди, далекие от меня по своим убеждениям, становились ближе ко мне и соглашались со мной, отбросив свои ранее неоспоримые убеждения, принятые когда-то на веру из послушания или из-за простой услужливой покорности. Благодаря этому мои друзья и ученики чувствовали себя счастливыми, что избавились от постыдной ошибки и приняли истину, обладание которой возвышает и придает достоинство.

Строгость логики, применяемой без цензуры при каждой возможности, подтачивала фанатичную убежденность, устанавливала интеллектуальное согласие, и в какой-то мере направляла умы в сторону прогресса.

Вольнодумцы, противостоящие религии, но идущие на уступки нелепостям Книги Бытия, гротескной морали Евангелия и даже церковным церемониям; более или менее оппортунистические или радикальные республиканцы, удовлетворяющиеся жалким демократическим равенством, включающим в себя право гражданства, даже в минимальной степени не влияющего на разницу между классами; философы, претендующие на то, что открыли первопричину в метафизических лабиринтах, основывая истину на пустопорожней фразеологии, — все они получали возможность убедиться в чужих и собственных ошибках; все или большинство ориентировались на здравый смысл.

После того, как перипетии моей судьбы уже отдалили меня от тех друзей, некоторые из них, уверенные в моей невиновности, присылали мне изъявления своей преданности даже в застенки тюрьмы, где я дожидался освобождения; всем им я желаю благих и плодотворных прогрессивных деяний, счастливый тем, что мое влияние стало решающим фактором для принятия ими рациональных убеждений.

Сеньорита Мёнье была одной из моих учениц. Это была богатая дама без семьи, большая любительница путешествий, которая изучала испанский язык, для того чтобы осуществить путешествие в Испанию.

Убежденная католичка, она рьяно и скрупулезно соблюдала все религиозные обряды, для нее религия и мораль были одним и тем же, а неверие, или безбожие, как говорят верующие, было очевидным симптомом аморальности, распутства и преступности.

Она ненавидела революционеров, с одним и тем же бессознательным и необдуманным чувством смешивала в одну кучу все проявления народной безграмотности, обусловленные в числе прочего необразованностью и социальным положением, и со злобой вспоминала, как в Париже во времена Коммуны, когда она шла в церковь с мамой, ее оскорбляли уличные сорванцы.

Наивная и располагающая к себе, она всегда без колебаний высказывала свои безоговорочные мнения, почти абсолютно не принимая во внимание прецеденты, детали и последствия, и у меня много раз был шанс деликатно указать ей на ошибки в ее суждениях.