Ричард Докинз - Капеллан дьявола - размышления о надежде, лжи, науке и любви

На веранде на вулкан Лонгонот смотрит череп Боадицеи — основательницы целого рода, матери и бабушки многих из тех слонов, которыми занимается Иэн, жертвы браконьерского холокоста. Иэн преданно усадил ее череп на заднее сидение своего самолета и привез его сюда, где он теперь вечно смотрит на тихий сад. В окрестностях озера Найваша нет слонов, поэтому мы избежали известного ритуала Дугласов-Гамильтонов, которые любят брать своих гостей на прогулку, где они сходят с ума от страха. Следующая история, описанная в книге “Дерево, где родился человек” [289] Matthiessen, P. The Tree where Man was Bom. London, Harvill Press, 1998. американского писателя и путешественника Питера Маттиссена, весьма характерна:

“Не думаю, что она будет на нас нападать”, — прошептал Иэн. Но в тот момент, когда стадо уже благополучно прошло мимо, Офелия вышла на берег и приняла угрожающую позу. Не было ни хлопающих ушей, ни трубного звука, а была просто идущая на нас слониха с высоко поднятым хоботом, — меньше чем в двадцати ярдах от нас.

Помню, что когда я пустился бежать, я проклинал себя за то, что вообще сюда попал. Мой единственный шанс состоял бы в том, чтобы слониха схватила моего друга, а не меня. С чувством полной безнадежности, или, быть может, повинуясь какому-то инстинкту, говорящему не поворачиваться спиной к нападающему животному, я обернулся едва ли не раньше, чем побежал, и был вознагражден одной из самых потрясающих картин, которые мне доводилось видеть. Дуглас-Гамильтон, не желавший бросать свою аппаратуру, знавший, что убегать все равно бесполезно, и, несомненно, рассерженный тем, что Офелия не стала действовать так, как он предсказывал, вступил в последний бой. Он взмахнул руками перед нависшей над нами слонихой, заслонившей палящее полуденное солнце своей пыльной тушей, и замахал своим блестящим аппаратом у нее перед глазами, одновременно заорав: “Отвали!” От неожиданности Офелия хлопнула ушами и затрубила, но шагнула в сторону, потеряв инициативу, и, свернув, двинулась обратно в сторону реки, гневно трубя через плечо.

Вверху над берегом раздался раскатистый смех Ории. Мы с Иэном побрели на обед. Разговаривать чертовски не хотелось.

Единственной неприятностью за время наших каникул на озере Найваша был скверный слух, что на соседской ферме в капкан попал леопард, который теперь бродил где-то в окрестностях, мучимый болью, волоча за собой капкан. В тихом гневе Иэн взял ружье (ведь раненый леопард может быть опасен), вызвал с фермы лучшего следопыта-масаи, и мы отправились на поиски на древнем “лендровере”.

План был такой: найти леопарда по следам и свидетельским рассказам, заманить в ловушку, вылечить и снова выпустить на территории фермы. Не зная ни слова на суахили, я мог судить об успехах проводимого Иэном перекрестного допроса только по выражениям лиц, интонациям и кратким переложениям, которые Иэн иногда делал ради меня. В итоге нам удалось найти молодого человека, который видел леопарда, хотя поначалу он это отрицал. Иэн прошептал мне, что такое первоначальное отрицание (которое меня, с моей простодушной прямолинейностью, сбивало с толку) имело ритуальное значение, и это было вполне нормально. Наконец, ни разу не признавшись, что он изменил свои показания, этот юноша привел нас на место. Следопыт масаи нашел там шерсть леопарда и возможный след. Он ринулся, согнувшись, через заросли папируса, а мы с Иэном поспешили за ним. Как раз когда я подумал, что мы безнадежно заблудились, мы вновь вышли из зарослей там же, где и вошли. Леопарда и след простыл.

Такими же окольными словесными перепалками мы выследили более позднего свидетеля, который привел нас на другую поляну, окруженную папирусом, и Иэн решил, что это будет самое подходящее место для ловушки. Он позвонил в Кенийскую службу дикой природы, и оттуда в тот же день приехали люди с большой железной клеткой, целиком заполнявшей кузов “лендровера”. Ее дверь была устроена так, чтобы захлопываться, если потянуть за приманку. Глубокой ночью мы пробрались, шатаясь и налетая друг на друга, через папирус и навоз бегемотов, замаскировали ловушку листвой, выложили дорожку из сырого мяса, ведущую к входу, оставили половину овечьей туши как приманку и отправились спать.

На следующий день нам с Лаллой нужно было возвращаться в Найроби, и когда мы уезжали, ловушка по-прежнему стояла с приманкой, на которую не клюнул никто основательнее водяного мангуста. Иэн отвез нас на своем маленьком самолете, поднимаясь над дымящимися вулканическими холмами и спускаясь в заполненные озерами долины, над зебрами и (почти) под жирафами, рассеивая пыль и коз в деревнях масаи, огибая холмы Нгонг, в Найроби. В аэропорту Уилсон мы случайно столкнулись с Мив Лики. Ричард теперь передал ей большую часть своей работы по руководству охотой за ископаемыми, и она предложила познакомить нас с нашими предками в хранилище Кенийского национального музея. Эта редкая честь была нам оказана утром следующего дня, перед самым нашим отлетом в Лондон.