Александр Севастьянов - Апология дворянства

Но стоит только сотворить фигуру умолчания из происхождения революционных деятелей (особенно руководящего состава), да пройти молчанием катастрофически антирусские результаты Октября, да при этом отождествить цели и задачи большевиков с русскими «архетипами», с глубинными потребностями «русской этничности» – и готово дело: перед нами «Великая русская революция». А в действительности – обычный интеллектуальный подлог.

С чем мы сталкиваемся в этом смысле в книгах Соловья и Сергеева? Приведу их наиболее капитальные идеи и выразительные цитаты.

* * *

Почему победил Октябрь.Основную причину победы Октября, а тем самым его историческое оправдание, Соловей ищет и находит в глубинах русской национальной психологии, вплоть до обращения к архетипам. Для Соловья вообще характерен постоянный уход в область иррационального, бессознательного. Что очень удобно, потому что доводы в оной области, как правило, неверифицируемы в принципе. В частности, он пишет:

«Стоит специально указать на два пункта, принципиально важных для понимания социальной динамики в имперской России. Первый: у массового русского антигосударственного протеста имелось мощное религиозно-мифологическое ядро, составлявшее ключевой элемент досоветской русской идентичности. И потенциальный успех любой политической силы в имперской России в решающей степени зависел от способности расщепить это ядро, высвободив таившиеся в нем энергии. Второй: в более широком плане можно предположить, что корни любых форм и проявлений русских антигосударственных выступлений в конечном счете восходят к русской этничности, хотя на внешнем, феноменологическом уровне эти связи не всегда прослеживаются» 55 55 Соловей В. Д. Кровь и почва… – С. 128—130. .

Проверить эти гипотезы, в которых теорема незаметно подменяется аксиомой, как понимает читатель, нет совершенно никакой возможности 56 56 Не очень понятно, правда, как трактовать в свете теории Соловья беспрецедентную по массовости русскую атаку на это самое религиозно-мифологическое ядро, развернувшуюся еще до Октября, о чем с тревогой писал тот же Михаил Меньшиков, а уж после 1917 года и вовсе охватившую и поглотившую всю Россию. Суть этой атаки с беспощадной точностью выразил от лица народа Александр Блок в бессмертных строках: «Товарищ, винтовку держи, не трусь. Пальнем-ка пулей в Святую Русь! В кондовую, в избяную, толстозадую!». . Что же можно построить на таком фундаменте? Только новые гипотезы. И вот вполне в традициях русской религиозной философии вековой давности (Бердяев, Федотов, Ильин и др.) Соловей находит, что «в общем, социалистический мессианизм соединился с народным мессианизмом».

Русский мессианизм – признанное наукой явление, хотя и вызывающее споры, поскольку налицо как минимум два русских мессианских проекта: интровертный («Святая Русь») и экстравертный («Москва – Третий Рим»). Конфликт этих проектов составил для нашего народа основное содержание драматического XVII века, приведя к Расколу в результате предпочтения правящими кругами модернистского, по тем временам, экстравертного проекта. Который и торжествовал, в общем и целом, к началу ХХ века в массовом сознании (недаром пели «Наша Матушка-Россия всему свету голова»).

Однако из этого факта Соловей делает несколько странный вывод о том, что: «составлявшая мифологическое ядро марксизма мессианская идея избранничества пролетариата удачно корреспондировала с мощным и влиятельным религиозно-культурным мифом русского избранничества, русского мессианизма. Общая мифологическая матрица позволяла без труда транслировать марксистскую доктрину в толщу русского народа»; «русский случай начала XX в. выделяется тем, что обладавший огромной энергией, еще не выродившийся низовой, стихийный мессианизм русского народа срезонировал с кабинетными идеологическими формулами» 57 57 Соловей В. Д. Русская история: новое прочтение… – С. 129—130. . Соловей не прибегает здесь к доказательствам, полагая сказанное самоочевидным.

Но в этой формуле, на мой взгляд, далеко не все увязано верно. Во-первых, пролетариат накануне революции составлял небольшую часть населения России, страны крестьянской по преимуществу, для которой противостояние города и деревни не было пустым звуком, а «избранничество пролетариата» по определению не могло быть стимулирующим началом и вызывать энтузиазм. Во-вторых, не может быть ничего более чуждого марксистской этике и футурологии, чем идея возвеличивания именно русского народа через мессианское служение человечеству. Наоборот, марксисты легко и бестрепетно готовы были пожертвовать без остатка русскими ради торжества мировой революции и в целом были настроены решительно русофобски 58 58 Этой проблеме во многом посвящена монография профессора МГУ А. И. Вдовина «Подлинная история русских. ХХ век» (М., Алгоритм, 2010). Да и сам Соловей довольно останавливается на этом факте в своих справедливых суждениях об «антирусской империи» – СССР. .