Станислав Белковский: Сущность режима Путина

Следующий правитель, возможно, по форме окажется преемником Путина, но практически будет качественной и кардинальной ему альтернативой. Мне кажется, что здесь, исходя из позиций национальной и социальной ответственности, нужно ставить именно на второй сценарий. Тем более что в этом сценарии заложена глубокая любовь к Владимиру Владимировичу и глубокое понимание его психологии, психологии бессознательного в частности. Потому что сегодня Путин действительно ненавидим даже теми, кто хочет оставить его в Кремле навечно. Он сам этого бремени не хочет, поскольку случайно оказался во власти. Путин случайно там находится – он любит комфортность власти, но не самое власть!

Безусловно поэтому Путин всегда теряется и пугается, когда фактор ответственности властной миссии начинает превалировать над фактором комфорта. Мы помним, что во времена Беслана, «Норд-Оста» и катастрофы подлодки «Курск» и во многих аналогичных случаях Путин просто исчезал, предоставляя событиям возможность течь так, как они текут. Это говорит о том, что никакого инстинкта власти у него нет. Нет никакого формата, присущего настоящему правителю, тирану, диктатору во взаимодействии с народом в критических ситуациях. И Путин даже сегодня, на мой взгляд, ушел бы из власти, если бы у него была не только гарантия его личной и экономической безопасности, но можно было бы все прилично обставить, то есть спасти личную репутацию.

Пока нет ни таких гарантий, ни возможности спасти репутацию, уйдя из власти сегодня. Но за год до формального истечения срокасвоих полномочий он уже сможет это сделать, ссылаясь на ельцинский прецедент. Например, всемерно подчеркивая, что он решил главную задачу своего президентства: сохранил Российскую Федерацию в нынешних границах 1991 года – пусть даже ценой подарков типа пары островов там, пары здесь. Естественно, такого рода заявление будет блефом, но, может быть, этот блеф следует объявить правдойи вписать его золотыми буквами в российскую историю – лишь бы Владимир Владимирович куда-нибудь отвалил. И такую возможность Владимиру Владимировичу, безусловно, надо предоставить. Ни в коем случае нельзя загонять его в угол, из которого выход для страны через революцию, возможно, окажется оптимальным. То есть надо остановить революцию!..

В том, что касается оппозиции, то основным архитектором и источником революции сегодня является Кремль. Он делает все возможное, чтобы революция свершилась – не только в силу разложения властных институтов, но и того, что Кремлем взята на вооружение именно кучмистско-шеварднадзевско-акаевская программа контрреволюции. Вся кремлевская риторика и кремлевская политическая практика сводится к следующему: мы обеспечиваем стране стабильность, у нас экономический рост. (Или, как говорил ровно за две недели до начала «оранжевой революции» один из руководителей администрации президента Украины, в странах с таким экономическим ростом революций не бывает.) Наши оппоненты – это фашисты, это гражданская война. Надо не допустить фашизма и гражданской войны – это сделаем только мы.

На что и в Грузии, и в Украине, и в Киргизии, хотя там ситуация гораздо сложнее, контр-элиты и суб-элиты отвечали: « Да нет, ребята, чем вы, так лучше война. Так что не пытайтесь продавать нам тот мир, который является синонимом полного вырождения и стабилизации статус-кво, который нас, людей инициативных и творчески мыслящих, совершенно не устраивает». Именно этим же путем сегодня идет и Россия.

В рамках той же контрреволюционной программы буквально вчера происходит какая-то пресс-конференция кремлевских очередных деятелей, которые начинают заниматься формированием имиджа России в мире как демократического государства. Знаете, все это очень напоминает усилия ЦК КПСС осени 1990-го – весны 1991 года, когда в Академии общественных наук на Юго-Западе собирались люди и обсуждали повестку дня XXXII съезда КПСС. Вот именно этим и занимается сегодня путинский истеблишмент – агрессивной демонстрацией собственного разложения, что прежде всего ведет к окончательной утрате пиетета перед этой власти и подтверждает необратимость ее деградации.

В этом смысле революционный субъект важен сегодня скорее эстетически, чем политически или идеологически. Оппозиционный субъект – это, прежде всего, человек, личность. Яркая личность имеет сегодня огромные шансы драться за победу даже независимо от идеологии, которую она будет олицетворять – потому что на фоне тотальной серости, на фоне этого кремлевского болота любое яркое явление будет поддержано огромными массами народа.