У большинства эмигрантов сохранилось резко критическое отношение к стране, из которой они уехали, и они донесли это отношение до остальных американцев. Вместе с тем собственные идеалы этих людей сформировались в России, пусть методом «отталкивания» от российской действительности, равно как и их новая американская идентичность. Так или иначе, вклад эмигрантов в становление Соединенных Штатов зависел от их российского опыта.
Истории России и США пересекаются: Русская Америка — Аляска — более ста лет была русской территорией, прежде чем стала территорией США (какой и остается почти полтора столетия). Для обеих стран история Аляски — часть отечественной истории. Значение этого факта не до конца осмыслено. Он, однако, может стать важным элементом общей идентичности россиян и американцев.
На каждом витке собственной модернизации начиная с середины XIX века Россия опиралась на опыт и технологии США. Технологических заимствований и «следов» американского влияния в России едва ли не больше, чем следов любой другой страны (хотя это трудно оценить количественно). Первые железные дороги и пароходы, телеграф и швейная машинка «Зингер», ружье-«берданка» и первый разводной мост на Неве, крейсер «Варяг» и «великие стройки» первой пятилетки (Магнитка и Сталинградский тракторный, Нижегородский автозавод и Днепрогэс) — все это создавалось и строилось при участии или под непосредственным руководством американских инженеров, часто по их проектам (иногда доработанным отечественными специалистами). Искусственное замалчивание этого наследия в эпоху холодной войны привело к массовому невежеству, чреватому неожиданными открытиями.
Необходимость реагировать на внешнюю политику друг друга всегда была вторична по сравнению с поддержанием собственной идентичности, поэтому наталкивалась на проблемы и требовала времени и усилий, необходимых, чтобы вписать новые угрозы в существующие стереотипы. Чаще всего Россия попадала в фокус внимания американского общества в период внутреннего кризиса США, когда американцам нужен был кто-то «опекаемый» или враждебный, чтобы поднять самооценку или сплотить общество.
Так, конец «разрядки» в середине 1970‐х и переход американской внешней политики к резкой критике нарушений прав человека в СССР трудно объяснить с точки зрения «геополитического соперничества». Гораздо более убедительным представляется поиск американскими элитами нового источника национальной гордости в условиях наложившихся друг на друга политического (Уотергейт), экономического (из‐за роста цен на нефть) и военного (уход из Вьетнама) кризисов. Успехи (внутри)американского движения за гражданские права оказались самым серьезным достижением американского общества в предыдущее десятилетие, и именно эта тема была включена президентом Картером в политику страны на советском направлении. Не для того, чтобы добиться чего-то конкретного в отношениях с главным соперником, а чтобы убедить собственных сограждан: Америка сохраняет лидерство и может разговаривать с СССР менторским тоном.
Несколько раз в истории российско-американских отношений поставки продовольствия из США спасали россиян от голода. Серьезную помощь оказали американские благотворители во время голода 1891 года (именно тогда И. Айвазовский написал картины «Корабль помощи» и «Раздача продовольствия»), в 1921–1923 годах Американская администрация помощи (АРА) кормила миллионы людей в Поволжье и на Урале; наконец, продовольственные поставки по ленд-лизу спасли множество советских людей от голода в тот момент, когда большая часть сельскохозяйственных регионов страны оказалась оккупирована врагом в конце 1942 года.
И помощь российским голодающим в 1890‐е или 1920‐е оказывалась, помимо прочего, способом повысить самооценку американцев. Россия была удобным «Другим», а на протяжении XX века — «конституирующим Другим» для американской идентичности.
В свою очередь, усиление антиамериканской риторики в России начиная с 2012 года может быть объяснено необходимостью найти выход из внутриполитического кризиса 2011–2012 годов, так же как накал антироссийской пропаганды в США в 2016–2017 годах легко связать с победой неприемлемого для американской элиты кандидата на президентских выборах.
Образ России в США выстраивался как ответ на задачи внутренней «повестки дня». Хотя Россия — это страна классической литературы и музыки (эту тему в США всегда развивали «русофилы», предлагавшие не обращать внимания на проблемы российской политики и характер российского государства), для многих американцев важнее было то, что это страна с талантливым народом и репрессивным государством, иногда сменяемым просвещенным правителем. В таком восприятии царская Россия была равна Советскому Союзу, который, в свою очередь, мало отличался от путинской России. Но это еще и страна-тюрьма. Такой образ рисовали в XIX веке американский путешественник Джордж Кеннан, описавший в своей книге «Сибирь и ссылка» обширную территорию за Уралом как место ссылки и каторги лучших людей России, а в XX — Александр Солженицын, вряд ли предполагавший, что его «Архипелаг ГУЛАГ» будет читаться в США с узнаванием. В нем американцы увидели подтверждение кеннановской картинки. Вместе с тем самым важным с политической точки зрения оказался еще один образ России — союзника в войнах.
Читать дальше