Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль): Газета "Своими Именами" №40 от 04.10.2011

В голове старика мелькнуло: “Как там было хорошо! Как бы там снова оказаться? Все беды снялись бы сами. Ну зачем милиционеры прервали мой сон...”

Видя, что человек живой, милиционеры жестами предложили ему подняться. Слов он не слышал. Посмотрев на него несколько секунд, они потребовали, чтобы он встал. Иван Денисович попытался подняться, но из этого ничего не получилось.

Один из милиционеров, брезгливо взяв его за рукав пиджака у плеча, стал помогать. Второй поторапливал его легкими попинываниями носком “американского” ботинка. Огромными усилиями воли Иван Денисович приподнялся и сел тут же, на землю. “По-чему милиционеры смотрят на меня так брезгливо? Им, конечно, неприятно иметь дело со мной, ведь я имею такой поганый вид... И чего это такая парашная вонь?”

- Извините, пожалуйста, я сейчас. Мне стало плохо... Я потерял сознание... Я сам... Я живу вот здесь, недалеко... Я сейчас... Мне уже лучше, - как можно “интеллигентнее” и уважительнее бормотал нарушитель общественного порядка.

То ли интеллигентность ханыги, то ли еще что-то повлияло на милиционеров, но они оставили его в покое, отошли в сторону и с отвращением посматривали оттуда. Они даже не пригрозили ему, чтобы убирался поскорее.

Дурной запах преследовал неотступно. Чуть осмотревшись, Иван Денисович обнаружил, что сидит на сыром асфальте, в “укромном” углу двора, в который иногда забегают по малой нужде...

“До такого мерзкого положения я еще не доходил. Ничего подобного со мною не было ни в КПЗ, ни в зоне... Еще, наверное, какой-нибудь “новый русский” справил под меня свою нужду...”

Вспомнил, как он, слабея, придерживаясь руками о стены дома, пытался найти на что сесть. “Вот почему я оказался в дерьме”, - решил он и сам смотрел на себя как бы со стороны с омерзением. Хотелось исчезнуть, сгинуть куда-либо...

Повернувшись лицом к земле, он встал на колени. Постояв в такой позе несколько секунд, Иван Денисович отполз от угла на пару метров. Дурного запаха стало меньше, стало легче дышать. “На что бы опереться? Палку бы сейчас. Не ползти же домой на четвереньках”, - соображал он, осматриваясь.

Но палки не было. Он снова сел. Дурной запах все еще преследовал его. Холодило правый бок. Оказалось, что правая сторона его пиджака и брюк были сырыми. Милиционеры с резиновыми дубинками и радиостанциями, что только теперь заметил Иван Денисович, издали наблюдали за ним.

“Наверное, вызвали спецмашину”, - подумал он с испугом. Но тут же смекнул: “Кому охота с таким возиться? Их главное желание, наверняка, чтобы я поскорее с их участка убрался. Теперь они убедились, что я живой. Возиться с такими, как я, отбросами “нового общества”, никто не будет. А в каком виде пребывать - дело каждого “господина”. Полная свобода... скотской жизни”.

Собрав остатки сил, Иван Денисович поднялся, немного постоял, подождал, пока уменьшилось головокружение, и, медленно переставляя ноги, потащился домой, горя желанием поскорее скрыться с глаз милиционеров, точнее, освободить их от своего присутствия.

Прохожие никакого внимания на него не обращали. “Внимания на каждого не наберешься. Сколько теперь таких, как я? Считай, на каждом углу. Мне теперь не до этикета...”

До своего дома Иван Денисович добирался полчаса, хотя совсем недавно такое расстояние преодолел бы за три-четыре минуты. Вспомнилась безвозвратно утраченная греза, райская жизнь во сне. “Милиционеры помешали...” - съюморил он про себя. С горечью подумал: “Совершить бы какое преступление, чтобы попасть на казенный харч, да уже не осталось сил...”. Стучало в голове, теснило грудь, дышалось трудно.

На скамейке у дома сидели две старушки, мимо которых ему предстояло пройти. Одна принаряжена в белый платочек, вторая - в глубоких с опушкой теплых тапочках. “Видно, ноги больны”, — сочувственно подумал он о ней. Со старушками он не был знаком, видел их всего несколько раз, в теплые дни, а потому легче было мимо пройти.

Входя в подъезд, услышал, как одна из них сказала:

- Долго, видно, не протянет, сердешный. Да и зима скоро...

Иван Денисович понял, что сказано про него. Он и сам все понимал, потому чужих слов не испугался. Он был согласен: “Скорей бы конец... Сколько теперь говорят по радио о добровольном уходе из жизни... с помощью врачей. Может, и надо бы... Так жить нельзя!.. Так жить нельзя!.. Кто это сказал?.. Так жить нельзя!..”

...Через несколько дней старушка в белом платочке высказала подружке тревогу: что-то не видно старичка из тринадцатой квартиры. Не случилось ли чего? Родных у него, видно, нет, к нему никто не ходил. В больницу теперь таких не берут. Надо бы куда следует сообщить.