Сергей Юдин - Этюды желудочной хирургии

Послеоперационный период протек гладко, и через 3 недели больной был переведен в диететическое отделение стационара Академии наук.

Прошло полтора года. И вот я получаю от него письмо с просьбой выручить его приятеля, такого же старика, заболевшего тоже раком кардии. Когда я поместил этого больного, то накануне операции мой прежний больной по телефону умолял меня «постараться так же, как и при его операции, протекшей столь удачно и после которой он уже восемнадцать месяцев чувствует себя совсем здоровым».

Операция закончилась благополучно. Метастазов нигде не было видно, а технически случай не был особенно трудным. Этому больному было до операции немногим более 70 лет.

Последними хочется упомянуть больных, не входящих в отчетную серию, ибо они оперированы уже в 1947 и 1948 гг.

Эти случаи имели и свой особый, чисто психологический интерес, ибо больные сами были врачами и это ставило в затруднительное положение обе стороны при переговорах о предстоящей операции, о степени риска, а главное — об истинном диагнозе.

Одному больному было 70 лет. Это был очень сухощавый рослый старик, не особенно дряхлый, но весьма исхудавший. Просвечивание показало рак кардии с переходом процесса в пищевод. Мы оперировали его; к счастью, благодаря широкой диафрагмотомии, удалось всю операцию закончить абдоминальным путем. Послеоперационный период прошел гладко, больной заметно поправился и даже пополнел к моменту выписки из клиники.

Второй больной, врач 77 лет. А. А., прислал письмо с просьбой принять его для лечения в Институт имени Склифосовского по поводу затруднений глотания пищи. Он просил не задержать ответа, ибо подходила весна, а половодье сделало бы переезд невозможным на 2–3 недели.

В письме он жаловался на якобы спастические явления в пищеводе, появившиеся уже с полгода и все прогрессирующие, так что теперь даже полужидкая пища стала задерживаться «Я стал заметно тощать, — писал он, — и развилось малокровие».

По этим фразам можно было почти не сомневаться, что у него рак пищевода, ибо вряд ли кардиоспазм мог впервые начаться у человека под восемьдесят лет. Опасаясь, что случай абсолютно иноперабильный и что больной напрасно проделает нелегкую дальнюю дорогу, в своем ответном письме мы просили сделать рентгенологическое исследование где-нибудь поближе к месту его жительства и, сообщив нам полученные данные, вторично запросить о целесообразности поездки в Москву. Но письмо наше он не получил, ибо, не дождавшись ответа ввиду надвигавшегося половодья, приехал прямо в институт.

Это был старик, не особо крепкого телосложения, с узкой, уплощенной грудной клеткой и острым стернальным углом. Диагноз рака кардии выявился с полной несомненностью при первом же глотке бариевой массы: на фоне газового пузыря желудка опухоль представлялась четко контурированной, отграниченной; брюшной отрезок пищевода был удлинен, что позволяло рассчитывать закончить операцию обычной гастрэктомией, т. е. не добавляя торакотомии, а расширив поле путем диафрагмотомии.

Итак, технически случай казался операбильным, что же касается до возрастных противопоказаний, то больной был довольно бодрый и выглядел несколько моложе своих лет. Но проходимость кардии была настолько нарушена, что это угрожало уже в скором времени закрыть путь даже для жидкой пищи. Поэтому надо было решать вопрос по меньшей мере о гастростомии, а это означало необходимость получить согласие больного на паллиативную операцию в случае невозможности или чрезмерного риска радикальной экстирпации. Будь при больном жена или взрослые дети, можно было бы с ними обсудить и решить эти тяжелые вопросы без его участия.

Теперь же приходилось договариваться непосредственно с ним, что неминуемо должно было выдать истинный диагноз.

Как мучительны такие объяснения! Следуя общепринятой тактике, полагается не только скрывать от больных, но решительно отрицать раковый характер заболевания. Но ведь в теперешние времена все больные знают медицинский термин «канцер», поэтому в московских больницах и поликлиниках давно уже выведен из обихода этот термин в присутствии больных; его заменяют словом «бластома».

Но имея дело с врачом, игрой слов не отделаешься. Зато сами больные отлично понимают ситуацию и, продумавши до конца свое собственное положение и зная, что их будут стараться держать в неведении или прямо обманывать, они тоже начинают разыгрывать роль простаков или рядовых больных, якобы уверовавших в доброкачественный характер болезни.