Владимир Большаков: Кофе и круассан. Русское утро в Париже

Бернар Магре, нынешний владелец «Шато Пап-Клеман» с 1992 года, присуждает титул «папы» выдающимся людям, добившимся первостепенных успехов в той или иной области. В 1993 году Папой Сигар был избран Зино Давидов. Мстислав Ростропович стал в 1994 году Папой Музыки. В 1995 году знаменитый Ив Кусто, ныне покойный, был возведен на престол Папы Моря. А затем в 1996-м настала и очередь Питера Устинова.

В «Плаза Атен» собрался весь французский «бомонд». Кого там только не было. Писатели, актеры, телеведущие, кинорежиссеры, академики. Рай для любителей автографов. Я поймал себя на мысли, что все же трудно внутренне не ахнуть, даже при нашей журналистской профессии, когда вдруг видишь рядом таких людей, как Жак-Ив Кусто, Робер Оссейн и Питер Устинов. Питер был великолепен. Он произнес прекрасную, думаю, наполовину сымпровизированную речь о пользе юмора, который, как и хорошее вино, не только сближает людей, но и продляет им жизнь. После великолепного под грав «Chateau Раре-Clemant» ужина новому Папе пришлось позировать для фото и телевизионных съемок. Устинов явно этим тяготился. Когда жар юпитеров рассеялся, я подошел к нему и спросил, сумеет ли он совместить со всеми своими многочисленными обязанности еще и роль Папы Юмора и Изящной словесности. Он ответил: «Я попробую, Владимир. Мне просто надо будет для этого немного больше спать, чем сейчас. И открывать ночью в доме помимо всех форточек, как я это делаю обычно, еще и балконную дверь». Не зря все же его избрали Папой Юмора.

Я спрашиваю, что он думает о вине Папы Клемента? Устинов загадочно улыбается и говорит: «Вино великолепное. Особенно 1989 года. И как человек с французской кровью, я предпочитаю красное вино. Но в силу своего происхождения из русских дворян Бенуа, а предки моей матери получили дворянство в России, я все же люблю вино белое. Приезжайте ко мне в Швейцарию, угощу вас вином со своего виноградника».

«Как еще и это? Когда же вы все успеваете?» — «Все очень просто, — ответил он. — Отдыхая от одного дела, делаю все другие. Помните, как я давал вам свое интервью, опубликованное в “Правде”?»

Я вспомнил это интервью, датированное 1988-м годом. Действительно, оно было уникальным.

На полпути к консульству.

… Внутренний дворик разделяет многоквартирный дом на рю Винез в престижном парижском районе Пасси на две части, и, если бы не консьерж, я не сразу бы разобрался, в каком именно лифте надо мне подниматься на искомый третий этаж.

— Вам господина Устинова? — осведомился консьерж. — А вы с ним договаривались?

— Договаривались, договаривались! — послышалось из раскрывшего двери лифта, и в вестибюле появился Питер Устинов собственной персоной, улыбающийся давно знакомой мне по его фильмам «Билли Бад» и «Багдадский вор» улыбкой.

— Ради бога извините, — сказал он, — но я должен срочно ехать в советское консульство. За визой. И еще мне надо заехать в одно место за телеграммой, в которой подтверждают, что меня приглашает в Москву «Мосфильм», где решили снять фильм по моей книге. Так что наше интервью придется перенести на другой день…

— У меня есть такое предложение, — ответил я Устинову. — Мы едем за телеграммой и в консульство на моей машине. А по дороге вы отвечаете на мои вопросы. Договорились?

Он согласился. И, сев ко мне в машину, покорно взял в руки мой диктофон. Так началось это необычное интервью, которое продолжалось с перерывами в машине, в консульстве, во время нашей прогулки по улицам Парижа и даже в фотоателье, куда он зашел сфотографироваться на визу.

У фотографа он сказал: «Когда я прохожу мимо витрин фотостудий, в какой бы стране я ни был, я всегда поражаюсь, насколько люди похожи друг на друга. Все люди. Все земляне. По фотографии на паспорт, например, можно определить только расовую принадлежность человека, но практически невозможно узнать, в какой стране он живет…»

— Я где-то читал, что антропологи выявили 12 типов людских лиц, которые встречаются во всех расах. Мне, однако, никогда не приходило в голову проверить, так ли это, у профессионального фотографа. Я, например, плохо различаю африканские лица или, скажем, японцев. Мне они все кажутся одетыми в униформу…

— Не скажите. При всей похожести люди не теряют своей индивидуальности. Я помню, когда меня призвали в армию, у нас отобрали гражданскую одежду. Но вот парадокс: индивидуальность из нас буквально фонтаном забила, едва нас всех одели в униформу. Я думаю, что это естественная человеческая реакция на попытки всех сделать одинаковыми…