К более поздним временам относятся следы наркотиков. Возможно тогда же предметом торговли стал алкоголь, следы которого обнаружить трудно. Алкалоиды, очевидно, употреблялись в медицинских (лечение ран и заражений), анастезирующих и опьяняющих целях для преодоления чувства усталости, страха, психотропного средства снятия стресса. Т. е. наиболее подходили для «полевой медицины».
В «первой революции городов» альтернативы Городу Иные варианты без сомнения тоже имели место: классическим военным приемом является маскировка. Поэтому ватаги занимали и труднодоступные или хорошо укрытые места, создавая там классические «логова разбойников», пример которого можно увидеть в фильме Куросавы «Семь самураев». Но тактический выигрыш приводил к стратегическому проигрышу: у обитавшего там разбойника оставалась только одна перспектива — погибнуть рано или поздно, поскольку состарившись он сильно уступал молодым воинам. Слишком хорошие укрытия оказывались слишком неудобны для воспроизводства и развития. Накопленные богатства шли прахом. Выжили только города. Тем не менее, разбойничьи логова с известным постоянством воспроизводились на протяжении всей человеческой истории, претерпев различные метаморфозы от партизанского лагеря до воровской «малины».
Именно Город явился революционным выходом из военно-продовольственного кризиса, приняв на себя роль демпфера агрессии ставшей излишне агрессивной среды. Рассеянные банды молодцов теперь концентрировались в нем, ослабив дисперсный прессинг на всю территорию. Опасность оказалась локализована, строго привязана к месту, что определило вектор угрозы. В спорах между двумя племенами появилась третья сторона, пребывавшей в стратегическом равновесии. С ней можно было договориться или дать укорот силой. Третья сторона дала племенам возможность дипломатического маневра, возможности выбора союзника в борьбе с главным врагом, отдав за это часть добычи или захваченных угодий побежденного.
В свою очередь город использовал дипломатическую игру активней и чаще, поскольку концентрировал воинов воюющих только лично за себя и за свою шайку, а не за какие-то там общие интересы племени, семьи, тем более за божественные указания и заповеди. Даже занимая территорию несколько сот квадратных метров, скрывая за валом, частоколом или каменной оградой только один общий дом воинов Город представлял качественно иной психологический тип мировосприятия: сообщество индивидуалистов объединенных только единой внешней целью, понявших что можно жить иначе, не играя в игры обычаев племени. Кристаллизовавшись в бродячих ватагах новый («зеркальный») психотип нашел свою материализацию в новом, приспособленном под себя типе поселения. Что предопределило двойственность природы города: вольность городского населения, подобное положению воинов в обществе «военной демократии», и сосредоточие власти воинского вождя. В последствии из этих эмбрионов развились и демократии, и тирании городского типа.
Индивидуализм стал новым принципом, перенесся на социум. От общинных заповедей жизни ex providentia majorum [184], от внутриплеменной «деревни del’arte», через театр воровского сообщества возник мирок будущей провинции. Пока еще воинственный, с выпяченным наружу эгоизмом, отвергшим старые первобытные представления о морали, нормах поведения и ведения войн, и еще не выработавший новых устойчивых обычаев и правил нового образа жизни. Поэтому вероломный, коварный, жестокий. Dolus an virtus quis in hoste requirat? [185]
Озабоченный собственным выживанием Город в значительно большей степени оказывался заинтересован в разжигании войн между племенами, в их взаимном ослаблении. Ватаги жили и кормились войной: наёмничеством, мародерством, разбоем, данью, захватом пленных ради выкупа. Потому в дипломатии руководствовались принципом duobus certantibus terjus gaudet [186]. Еще более обострилась потребность в решительном вожде, в мудрых, искушенных в военных переговорах старейшинах.
Стратегически Город выиграл. Поскольку племена пребывали в стабильном состоянии в размере своей численности завися от пищевого ресурса занимаемой территории, а город постоянно накапливал силы принимая излишек горячих голов и свободных рук. Став сосредоточием силы, город начал распространять Власть. Заодно новый сельскохозяйственный тип цивилизации. Дикая природа отделенная от «цивилизованной», теперь могла «вернуться» только в виде пустынь, как нынешняя Сахара пришла в некогда процветавший край, где человек мотыгой и плугом уничтожил плодородные почвы. Тому способствовали и климатические факторы — переход ранее влажного пояса в засушливую зону рискованного земледелия. Возможно из-за изменения наклона земной оси.
Читать дальше