Клод Леви-Стросс: Печальные тропики

Патрон в свою очередь живет в страхе перед банкротством, которое подстерегает его, если клиенты исчезнут, не возместив аванса. Чтобы клиенты не удрали, за рекой устраивают слежку. Через несколько дней после того как я расстался с тупи-кавахиб, у меня произошла на реке странная встреча, оставшаяся в памяти как само воплощение серингала. Я цитирую по своей путевой книжке запись от 7 декабря 1938 года: «В 10 часов погода серая и сырая. Навстречу нашим пирогам идет небольшая моторная лодка, управляемая худым мужчиной. В лодке его жена — толстая мулатка с курчавыми волосами и ребенок лет десяти. Они без сил. Женщина рассказывает со слезами. Они возвращаются из шестидневной поездки по изобилующей водопадами реке Машадинью, куда отправились в поисках одного из клиентов, который бежал со своей подругой, забрав пирогу и вещи, полученные под аванс. Он оставил записку, сообщавшую, что товар слишком дорог и у него не хватает средств оплатить счет. Служащие патрона, чувствуя свою ответственность, отправились на поиски беглеца, чтобы схватить его. У них есть карабин». Обычно это винчестер сорок четвертого калибра, которым пользуются на охоте, а при случае — и для других целей.

В серингале настолько привыкли к болезням и нищете, что даже небольшая радость делает жизнь людей не столь мрачной. Безусловно, уже далеко то время, когда высокие цены на каучук позволяли строить у слияния рек дощатые постоялые дворы и шумные притоны, где серингейрос за одну ночь теряли богатство, сколоченное за несколько лет, и отправлялись назавтра начинать все сызнова, добиваясь аванса от патрона. Я видел напоминающие о былом блеске развалины одного из бывших постоялых дворов, известного под названием «Ватикан». По воскресеньям туда направлялись мужчины в полосатых шелковых пижамах, мягких шляпах и лакированных ботинках, чтобы послушать виртуозов, исполняющих соло выстрелами из револьверов разного калибра. Теперь никто в серингале не может больше купить роскошную пижаму. Но своеобразное очарование по-прежнему придают серингалу те молодые женщины, которые ведут сомнительный образ жизни сожительницы серингейро. Об этих ненадежных союзах здесь говорят так: «жениться в зеленой церкви». Такая группа женщин иногда устраивает в складчину «бал», при этом каждая дает или пять мильрейсов, или кофе, или сахар, или предоставляет свой барак, немножко более просторный, чем другие, или фонарь.

Они приходят в легких платьях, накрашенные и причесанные, и целуют при входе руку хозяев дома. Грим они употребляют не столько для того, чтобы казаться красивыми, сколько с целью придать себе видимость здоровья. Под румянами и пудрой они скрывают оспу, чахотку и малярию. Они живут с мужчиной в бараке серингейро, весь год ходят в лохмотьях и растрепанные, но на бал они приходят нарядные. А ведь как-никак им нужно пройти в вечернем платье, в туфлях на каблуках два-три километра по грязным лесным тропинкам. Перед тем как нарядиться, они помылись в мутных дождевых ручьях (днем был ливень).

Потрясающий контраст между этими хрупкими внешними признаками цивилизации и чудовищной действительностью, ожидающей за дверями.

Плохо скроенные платья обтягивают типично индейские формы: очень высоко и почти подмышкой посаженные груди и торчащий живот. У женщин — маленькие руки и худые ноги красивой формы, очень тонкие запястья.

Мужчина в белых полотняных брюках, грубых ботинках и пижамной куртке приглашает свою партнершу на танец. Он ведет ее за руку на середину площадки, устланной соломой и освещенной шумящей керосиновой лампой. Несколько секунд они выжидают такта, отбиваемого каким-либо незанятым танцором с помощью коробки с гвоздями, которую он встряхивает: раз-два-три, раз-два-три… Ноги шаркают по скрипящему полу, настланному на сваях.

Танцуют танцы какого-то другого века. Особенно любят деш-фейтеру, состоящую из ритурнелей. В промежутках звуки аккордеона и шестиструнной или маленькой четырехструнной гитары замолкают, чтобы дать возможность кавалерам (каждому по очереди) прочитать импровизированные двустишия, полные насмешливых или любовных намеков. Дамы со своей стороны отвечают тем же, впрочем, не без затруднений, ибо они смущаются. Одни, покраснев, прячутся, другие скороговоркой, неразборчиво проговаривают какой-либо куплет — как маленькие девочки рассказывают урок. Вот куплет, который однажды пропели в Урупе одной юной особе в наш адрес:

Один врач, второй профессор, другой инспектор музея, Выбирай среди троих того, кто станет твоим.