Леонид Жариков - Повесть о суровом друге

Не знаю, долго ли продолжалась потасовка в клубе, только выстрелы постепенно стали удаляться. В зале слышались тихие стоны, шаги и одинокие голоса людей, гасивших пожар.

Потом совсем стало тихо.

Я вылез из будки. Всюду было темно. Натыкаясь на поломанную мебель, я ощупью нашел дверь и вышел на улицу. Вьюга стихла, где-то далеко слышались одиночные выстрелы.

Не зная, где искать Ваську, я побежал к себе на окраину - надо было спрятать знамена.

По дороге я думал о том, как неожиданно все случилось, точно во сне. Но я не чувствовал страха. И когда на углу улицы мне встретился лохматый бродячий пес, я смело пошел на него. Пес не выдержал и свернул в сторону.

Дома я никого не застал, спрятал в сундуке знамена и решил вернуться в город искать Ваську.

Возле калитки я неожиданно столкнулся с темной фигурой:

- Кто тут?

- А ты кто?

Я узнал по голосу Тоньку.

- Ты что одна ходишь? В городе бандиты.

- Знаю.

- Вот убьют тебя, тогда будешь знать.

- Тебя же не убили?

- Глупая, то я, а то ты.

- А где Вася? - спросила Тонька.

- Воюет. Бандитов колошматит. А у меня патроны кончились, пришел зарядить наган...

"Чудак, зачем-то наган выдумал... Сейчас Тонька спросит, и опять надо будет врать".

- У тебя наган есть? - удивилась Тонька. - Кто тебе дал?

- Нашлись люди...

- Покажи.

"Вот Илюха умеет врать, позавидуешь..."

- Не наган у меня, а смитвельсон.

- Ну, покажи смитвельсон, - не отставала Тонька.

- Нельзя девчонкам за оружие браться. У вас на то куклы есть. Тебе покажи смитвельсон, а ты не с того конца возьмешься и застрелишь себя. Отвечай тогда...

- Ты же не застрелился?

- Мы мужчины, понятно тебе?

Тонька молчала. Я тоже не знал, о чем еще говорить. Вдруг я вспомнил, что хотел украсть Тоньку... Сейчас самый подходящий момент: никого нет, тихо кругом...

- Тонь, а Тонь!

- Чего?

- Ты кого любишь?

- Мамку с папкой.

- А еще кого?

- Абдулку.

Сердце мое колотилось.

- Тонь, знаешь что?

- Говори.

- Давай... я тебя украду.

- Как? - испугалась она.

- А так. Отнесу в степь на Кальмиус. Хату из камыша сделаю. Будем там жить. Купаться будем. Я на заводе буду работать, а ты обед варить...

Сначала Тонька засмеялась, но потом призадумалась:

- А как папка с мамкой? Они искать меня будут.

- Зачем? Им еще лучше, кормить тебя не надо. Ну? Украсть?

Тонька колебалась.

- Чего боишься, глупая? Знаешь, как заживем? Обвенчаемся, весело будет. Ну? Украсть?

- А Васю возьмем с собой?

- Зачем?

- Так...

- Можем взять, - сказал я неопределенно.

Тонька вмиг оживилась, как будто этого ждала, она засыпала меня вопросами:

- А что будем делать, если дождь пойдет?

- Ничего. Хата будет с крышей.

Тонька медлила, словно искала, о чем еще спросить.

- А обед в чем будем варить?

- Кастрюлю возьмем или цыганский котел раздобудем.

- Ладно, - сказала она.

- Что ладно?

- Кради меня.

Не ожидал я быстрого согласия и растерялся, не знал, как ее красть, в чем нести. Наговорил всякой чепухи, а теперь расхлебывать надо. Она тоже хороша - не успел сказать, уже и рада - кради! И сразу Тонька показалась мне некрасивой. Я вспомнил о Ваське, захотелось к нему. Сейчас он бьется с бандитами, раздавая удары направо и налево. Стать бы с ним рядом и драться.

Васька, Васька, верный друг мой! Вспомнилось мне его хмурое лицо и нежно-голубые глаза, вспомнилась забота обо мне, и я понял: не Тоньку люблю, а его, друга и заступника Ваську.

Я взглянул на Тоньку. Она выжидающе смотрела на меня, широко раскрыв черные глаза.

- Ну? - спросила она и мягко взяла меня за руку.

- Что?

- Кради, чего же ты?

- Ну тебя... - сказал я и побежал в город.

Глава одиннадцатая

ДЕНИКИНЦЫ

Так пусть же Красная сжимает

властно

Свой штык мозолистой рукой,

И все должны мы неудержимо

Идти в последний, смертный бой!

1

Недолго радовались буржуи да колбасники, пришел и на нашу улицу праздник: Васю записали в комсомольцы.

А было это вот как.

В здании городской думы, где теперь помещался райком КСМУ, собрались рабочие.

На дощатой сцене, за столом, накрытым красным флагом, сидела Надя. Револьвер через плечо на ремешке придавал ей грозный вид. Рядом с Надей сидел чернявый паренек в шинели. Звали его чудно: одни - Президиум, другие - Ваней.

В глубине сцены виднелся портрет Ленина. Я первый раз видел его. В простой рабочей кепке, галстуке в белую крапинку, Ленин с улыбкой смотрел на меня. От портрета, от ласковых ленинских глаз в тесном зале было уютно.