Николай Непомнящий - 100 великих тайн Второй мировой

Таежный сибирский охотник, а в годы войны – летчик-истребитель, Иван Петрович Приходько прибыл в Москву в августе 1991 года по старым военным делам. Но прибыл очень неудачно – новые власти торопились разделить страну, и никому не было до него дела. Иван Петрович решил податься в Ленинград, где жил его бывший командир полка, но опоздал – тот умер за полгода до описываемых событий. И тогда по чистой случайности Приходько оказался в редакции газеты «Аномалия», где и показал свою находку: кусок дюраля с вонзившимся в него и там застрявшим авиационным снарядом!

В глухой тайге он нашел обломки истребителя «Аэрокобра», поставлявшегося американцами в СССР по ленд-лизу. С Аляски своим ходом они летели до Красноярска. Поскольку дальность беспересадочного полета «Аэрокобр» была невелика, маршрут поделили на несколько этапов. Советские летчики принимали самолеты на Аляске и перелетали сначала через Берингов пролив до Уэлькаля – аэродрома на берегу Анадырского залива. Затем трасса шла над безлюдной сибирской тайгой до Красноярска. Летели группами за лидером – бомбардировщиком «Б-25».

За время существования этой трассы в СССР перелетело свыше 8000 истребителей. Известно, что во время перелетов разбилось 40 самолетов и погибли 115 летчиков. Немного по военным меркам, но среди погибших был и друг Ивана Петровича Приходько, и именно его машину нашел он в тайге. Охотничьим ножом вырезал ту страшную находку – самолет его друга был сбит из советской 37-миллиметровой авиапушки! Ситуация странная, поскольку снаряды угодили в «брюхо» самолета, то есть в него стреляли почти под прямым углом снизу, причем с большой дистанции, ибо снаряд не пробил тонкий дюраль. Видимо, стреляли с земли, но под трассой полета была сплошная безлюдная тайга!

Тайна эта прояснилась лишь через два года в письме врача одной из больниц Владивостока. В больнице умер одинокий старик-чукча, который незадолго до смерти сделал удивительное признание: на самом деле он был японцем и лейтенантом императорской армии, заброшенным с диверсионными целями в СССР летом 1944 года! Назвался именем Ким.

Японцы пытались использовать таежные дебри для засылки диверсантов

Японские военные в те годы были прекрасно осведомлены о трассе летевших в СССР американских истребителей, и в недрах японской разведки возник коварный план помешать этим поставкам. В одной из диверсионных школ японцы подготовили несколько групп диверсантов-камикадзе для забрасывания их в сибирскую тайгу в район трассы перелета «Аэрокобр». Каждая группа состояла из двух человек – мужчины и женщины, которым предстояло изображать обычную чукотскую семью. Чукотского языка, разумеется, никто из них не знал, но по-русски диверсанты говорили довольно сносно.

Кима и его спутницу Асю сбросили с трофейного американского бомбардировщика «Б-25», силуэт которого уже примелькался над советской территорией. В сброшенных вместе с ними тюках были упакованы разборный чукотский шалаш (чум, яранга), ящики с боеприпасами и портативная «зенитка», изготовленная на базе советской авиационной 37-миллиметровой пушки. После выполнения задания, по самурайской традиции, Киму надлежало сделать себе харакири, а его спутнице Асе специальным кинжалом перерезать ему горло, затем уничтожить все улики и принять яд. О возможности возвращения речь даже не шла – диверсантов запугали тысячами километров безлюдной сибирской тайги и 80-градусными морозами. Но на самом деле тех, кто их послал, больше всего беспокоили последствия возможного разоблачения диверсантов.

Ким и Ася выполнили все пункты задания, но над тем местом, куда их забросили, не пролетел ни один самолет. Кончалось лето, кончались продукты, надлежало принять смерть за императора и божественную Японию.

Но они были очень молоды и, оказавшись в такой ситуации, неизбежно полюбили друг друга. Суровая красота здешних мест совсем не способствовала мыслям о смерти. Эпопею их странствия невозможно уместить в коротком рассказе, но они выжили и, идя все время в сторону восходящего солнца, вышли на побережье, где был небольшой рыболовецкий поселок. Какое-то время, по-прежнему изображая чукотскую семью, жили отдельно, потом Ким пришел к председателю колхоза: «Моя хочет ловить рыбу, моя знает мотор».