Михаил Бойцов - Бог, Рим, народ в средневековой Европе

Демарш Хмеля тоже можно счесть попыткой в самую последнюю минуту спасти честь австрийской исторической науки — правда, вряд ли более удачной, чем двусмысленные намеки фон Лихновского. Конечно, Ваттенбаху в результате пришлось с напускным почтением сослаться на выступление Хмеля, поскольку его собственная знаменитая статья вышла лишь полутора годами позднее. Однако чувствуется, что никакого впечатления сбивчивые призывы и восклицания старшего венского коллеги на него не произвели. Ваттенбах последовательно и четко изложил свою аргументацию, из которой не только ясно следовало, что «Большая привилегия» — подделка, но и что у спонтанной «гипотезы» Хмеля нет никаких оснований. Фальсификацию организовал австрийский герцог Рудольф IV Габсбург в конце 1358-го или начале 1359 г.

Если честь австрийской исторической науки и была спасена, то только потому, что статья Ваттенбаха вышла в главном тогда журнале австрийских историков, к чему Йозеф Хмель приложил руку. Единственно, душа добропорядочного подданного Дунайской монархии никак не принимала того, что правящий государь из благородной династии Габсбургов мог унизиться до грандиозного бесстыдного подлога. Поэтому хотя через восемь лет после первой «гипотезы» Хмель отстаивал уже совсем другую, она тоже обеляла правящую династию. Теперь он относил «Большую привилегию» не к концу XIII в., а напротив, к началу того же столетия, настаивая, что, будучи написанной в 1211 г., подделка представляла собой шедевр, тогда как в 1360 г. выглядела бы сущей глупостью [218] Chmel J. Zur Streitfrage über den Ursprung des Majus // Notizenblatt. Beilage zum Arch. für Kunde der österreichischen Geschichtsquellen. 1858. Nr. 19. S. 361–364, здесь S. 362; Idem. Die österreichischen Freiheitsbriefe. Art. 1–2. Wien, 1857–1858. (Обе статьи появились сначала в т. 27 и 28 серии SAW.PH.) . Если вспомнить, что король Рудольф I завоевал Австрию для Габсбургов только в 1276 г., то все упреки в бесчестности следовало адресовать их предшественникам. Другой член Венской академии и первый директор знаменитого Института изучения австрийской истории, Адальберт Йегер, полагал, что он полностью опроверг Бёмера и Ваттенбаха, вчитавшись в одну итальянскую хронику. Из нее якобы следовало, что еще в 1336 г. ключевые части «Большой привилегии» уже были известны [219] Jäger A. Ein Beitrag zum Privilegiumsfrage // SAW.PH. 1856. 20/1. S. 3–16. . Правда, не прошло и четырех лет, как инсбрукский приват-доцент Альфонс Хубер показал, что аргументы как Йегера, так и Хмеля критики не выдерживают [220] Huber A. Über die Entstehungszeit der österreichischen Freiheitsbriefe. Wien, 1860. . Впрочем, в австрийских учебниках и популярной литературе «Большую привилегию» продолжали прославлять как правовую основу суверенитета Дунайской монархии не только в 1850-е, но еще и в 1860-е годы [221] Stockinger Th. Die «leidige Urkunde». Patriotismus und Wissenschaftsethos rund um die «österreichischen Freiheitsbriefe» von Hormayr bis Lhotsky // Privilegium maius. Autopsie, Kontext u. Karriere… S. 360–362. .

Как ни странно, даже после свержения Габсбургов в 1918 г. в оценках австрийскими историками «Большой привилегии» долго еще продолжал угадываться не один лишь академический интерес. Об их неравнодушии к подделке со всей определенностью свидетельствует классическая работа крупнейшего австрийского медиевиста Альфонса Лотского (вышедшая в 1957 г., но готовившаяся им много лет), основательное знакомство с которой требуется от каждого, кто интересуется «Большой привилегией» [222] Lhotsky A. Privilegium maius… . Оправданий заведомо добропорядочным и честным Габсбургам Лотский, конечно, уже не ищет. Однако он полагает, что если и не вся «Большая привилегия» возникла много ранее середины XIV в. (как думал Хмель), то хотя бы некоторые ее части фальсификаторы простодушно переписали со старых образцов.

Главная же мысль Лотского состоит в том, что подделка не добавила по сути дела ничего нового в рисунок отношений между Австрийским герцогством и империей. Австрия уже к середине XIV в. обладала полной автономией, хотя ни в одном правовом документе этот статус не получил адекватного описания. Тем самым создатель «Большой привилегии» был, конечно, фальсификатором — но только когда изготавливал поддельные грамоты. Содержание же этих грамот было, напротив, подлинным — в том смысле, что отражало действительное положение вещей. Смелое творчество Рудольфа IV и его соратников по сути дела лишь восполняло зиявшую лакуну в правовом описании окружавшей их действительности.

На политическую подоплеку странного стремления Лотского приглушить новаторское значение «Большой привилегии» обратил внимание очередной «бранденбургский» (в данном случае правильно сказать «гессенский») историк — Петер Морав. Он-то как раз исходил из того, что «Большая привилегия» не отражала уже сложившейся реальности, а создавала новую, причем роль этого документа в конечном отсоединении Австрии от Германии и их последующем существовании в виде двух разных политических сообществ весьма велика. Противоположный же по сути взгляд Лотского был, по мнению немецкого историка, отнюдь не случаен, а всецело закономерен в специфической политической атмосфере Второй Австрийской республики [223] Moraw P. Das «Privilegium maius» und die Reichsverfassung // Fälschungen im Mittelalter. Internationaler Kongreß der Monumenta Germaniae Historica. München, 16.–19. Sept. 1986. Bd. 3. Hannover, 1988. S. 201–224, особенно S. 202–203, 220. (MGH Schriften; 33/3). Для более широкого взгляда на проблему см.: Thaler P. National History — National Imagery: The Role of History in Postwar Austrian Nation-Building // Central European History. 1999. Vol. 32. No. 3. P. 277–309. . Морав, видимо, намекал здесь на то, что на протяжении послевоенных лет в австрийских политических кругах было принято всячески дистанцироваться от «Большого соседа», подчеркивая всеми средствами, будто недавнее пребывание Австрии в «Великогерманском рейхе» было явлением сугубо вынужденным и исторически случайным. У Лотского же как раз и получалось, что Австрия еще в середине XIV в. оказалась практически независимой от империи, встала на собственный путь и нуждалась разве что в юридической фиксации своего нового состояния. Тем самым историческая Австрия проявляла, в понимании Лотского, удивительный — почти мистический — континуитет на протяжении многих столетий: границы Второй республики очерчивали примерно ту же территорию, что занимали владения Бабенбергов. Расширение же державы при Габсбургах или слияние ее с империей — что с первой, средневековой, что с третьей, нацистской, — признавались временными отклонениями от правильного состояния. Всякий раз Австрия рано или поздно возвращалась к своим естественным пределам [224] Подробно о взглядах Лотского в связи с его интерпретацией Большой привилегии см.: Stockinger Th. Op. cit. S. 367–375. . Лотскому было 15 лет, когда на его глазах стремительно развалилась Австро-Венгерская империя. От одной из пяти великих европейских держав остался скромный анклав из земель с преобладавшим немецкоязычным населением. Признание произошедшего неизбежным возвращением к некоему органическому состоянию, наверное, помогло Лотскому и людям его поколения психологически приспособиться к перевернувшему их жизнь катаклизму.