Пол Картледж - Спартанцы - Герои, изменившие ход истории. Фермопилы - Битва, изменившая ход истории

Спартанцы сами начали и усердно разрабатывали легенду о Фермопилах, особенно после сражения при Саламине. На вручение наград в Спарту они пригласили как Эврибиада, номинального командующего всеми силами греческой коалиции, так и Фемистокла, афинского гения, стоявшего за победой. Каждому был вручен первый приз — символический оливковый венок, точно такой же, каким награждали победителей Олимпийских игр. Но Фемистокл получил дополнительный материальный приз, колесницу, возможно, колесницу для скачек, подобную тем, на которых спартанцы отличались на Олимпийских и прочих общегреческих играх. Более того, по окончании церемонии и вручения наград Фемистокл удостоился официального государственного эскорта, чтобы доставить его в безопасности до границы и, весьма вероятно, выпроводить за пределы страны. Эскорт состоял из ровно трех сотен солдат, того же числа, что и элитная военная гвардия царя Спарты, а также того же магического числа, из которого состоял отряд в Фермопилах всего месяц или около того назад.

Павшие под Фермопилами спартанцы погибли за Грецию и свободу, равно как и за Спарту. Однако не все три сотни погибли в сиянии славы; сохранились также предания о двух, которым не удалось пасть под Фермопилами, они служили в качестве образца или, скорее, предупреждения для внешнего и внутреннего употребления. Во-первых, Пантит, чья единственная ошибка состояла в том, что во время последнего сражения при Фермопилах он находился в Фессалии с дипломатической миссией, и о котором рассказывали, что вследствие «бесчестия» по возвращении в Спарту он повесился. В греческом оригинале Геродот использовал форму имперфекта, это означало, что Пантит страдал от бесчестия, пока не положил ему конец, совершив иной вид самоубийства, нежели тот, что ему был первоначально указан декретом государства. Спарта представляла собой крайнюю форму культуры «чести и позора», поэтому его подтолкнуло к самоубийству не только свалившееся на него публичное бесчестие, но и внутреннее чувство стыда. Иными словами, я полагаю, что это был тот случай, который в наши дни популярно называют «чувством вины выжившего».

Еще более поучителен запутанный рассказ об Аристодаме, герое блестящей главы сравнительного исследования « Тайна Мужества » У. Ай. Миллера. Аристодам, на тот момент единственный выживший из трех сотен, не совершил самоубийства осенью 480 года. Предположительно, он каким-то образом пережил такой же публичный позор ( oneidos ), который свалился на Пантита, равно как и собственный стыд за то, что остался жив. Фактически случай Аристодама был сложнее, так как его мужество было под вопросом. Ибо так случилось, что еще один из тех трех сотен, Эврит, страдал, как и Аристодам, острым воспалением глаз, настолько сильным, что оба они были практически слепы и вряд ли были в состоянии должным образом исполнить свой воинский долг. Но в то время как Эврит был исполнен решимости буквально исполнить приказы, данные спартанцам, и мужественно пасть под Фермопилами и потому приказал своему денщику-илоту отвести его на схватку, Аристодам якобы поссорился с ним по этому вопросу, решив, что он значительно лучше послужит Греции и Спарте, погибнув в следующий раз. Из двух недоброжелательных рассказов такова наиболее благоприятная для Аристодама версия о том, как он выжил. По другой версии, которую Геродот отыскал в Спарте, Аристодама, как и Пантита, отослали из лагеря с каким-то поручением вместе с другим солдатом, и хотя они оба возвратились в Фермопилы вовремя, чтобы принять участие в сражении и умереть, только второй солдат сделал этот выбор, в то время как Аристодам сознательно медлил, чтобы спасти свою шкуру.

Эта крайняя враждебность в отношении Аристодама может объяснить, почему в его случае Геродот детально разъясняет, какую форму принимало выражение бесчестия ( atimiê ): ни один спартанец не дал бы ему огня, чтобы разжечь костер. Можно предположить, что так было не только в Спарте, но также в еще более острой форме во время тренировок в окрестных горах, а следует помнить, что зимы в Лакедемоне могли быть очень суровыми. Более того, Аристодам не мог принести должную жертву богам. И не только в этом ему было отказано его собратьями-спартанцами. Как говорят англичане, они его «послали в Ковентри» (т. е. бойкотировали). Фактически в систему воспитания спартанских мальчиков включалось обучение старшими искусству «лаконичности». Поэтому лишение общения, как бы его ни было мало, было на самом деле лишением очень многого.