Владимир Ленин - К двадцатипятилетию первого съезда партии

Нѣсколько лѣтъ горькаго опыта показали передовымъ русскимъ рабочимъ, что до тѣхъ поръ имъ не добиться прочныхъи значительныхъуступокъ отъ капиталистовъ, пока имъ будетъ преграждать путь враждебная сила правительства. Они поняли, что право устраивать союзы и кассы, право устраивать стачки, собираться на собранiя, открыто говорить и писать, все что угодно, —наконецъ, право участвовать въ государственномъ управленiи и въ изданiи законовъ,

[293]

что всѣ эти политическieправа необходимы рабочему для успѣха борьбы с хозяевами, т.-е. для успеха экономическойборьбы. Но вмѣстѣ съ тѣмъ русскiе рабочie поняли, что этихъ правь правительство не дастъ добровольно, что для достиженiя ихъ нужна упорная и трудная борьба. Такимъ образомъ жизнь выдвинула новую задачу для русскихъ рабочихъ — борьбу за свободу союзовъ, стачекъ, собранiй, слова и печати, — наконецъ, борьбу за участiе въ государственномъ управленiи. Политическая свобода стала теперь ближайшимъ требованiемъ русскихъ рабочихъ, а политическая борьба — ихъ насущнѣйшею задачей.

Такимъ образомъ притѣсненiя. и насилiя, которыми правительство старалось подавить рабочее движенiе, принесло русским рабочимъ не одинъ только вредъ, но и пользу. Никто никогда не доказалъ бы русскимъ рабочимъ такъ ясно и убѣдительно, что правительство — ихъ врагъ, какъ это сдѣлало само правительство своей политикой штыковъ и нагаекъ. Подъ громъ выстрѣловъ и подъ свистъ нагаекъ распространялась среди русскихъ рабочихъ мысль о политической свободѣ.

И само правительство, не могло, конечно, не понять, что прѣследованiя представляютъ изъ себя палку о двухъ концахъ, что в то время, как одииъ конецъ бьет рабочихъ, другой роетъ могилу самому правительству. Правительство давно поняло, что кромѣ крутых мѣръ нужны другiя, которыя не раздражали бы рабочихъ, а успокаивали бы ихъ, которыя показывали бы имъ, что правительство — не врагъ имъ, а другъ, и распространяли бы не вражду къ правительству, к преданность ему. Къ этой цѣли могутъ вести, очевидно, мѣры улучшающiя положенiя рабочаго класса, устраняющiя тѣ бѣдствiя и невзгоды, отъ которыхъ онъ страдаетъ и которыя толкаютъ его на борьбу. Такими мѣрами и являются наши фабричные законы. Первые фабричные законы были изданы въ 1882 г. Они ограничивали трудъ жен-щинъ, дѣтей и подростковъ. Затѣмъ въ разное время былъ изданъ цѣлый рядъ другихъ законовъ — о найме рабочихъ, о о штрафахъ и пр. Къ числу этихъ же законовъ относится и новый законъ о длинѣ рабочаго дня на фабрикахъ и заводахъ.

Вы спросите, что можно имѣть противъ такихъ мѣръ, какъ фабричные законы? Развѣ это не самыя разумныя меры,

[294]

какiя только можно придумать для того, чтобы потушить рабочее движенiе? Голодный человѣкъ готовь биться до послѣдней капли крови, чтобы добыть себѣ хлеба. Не лучше ли вмѣсто того, чтобы бить и наказывать его, накормить его до сыта? Тогда безъ всякихъ мѣръ насилiя, онъ перестанетъ кричать. То же самое можно сказать относительно рабочаго движенiя. Нѣтъ лучшаго средства успокоить рабочихъ и навѣки прекратить их борьбу, какъ кореннымъ образомъизмѣнить ихъ положенiе, совершенноустранить то, что вызываетъ ихъ недовольство. Но вотъ бѣда: такая задача совершенно не по плечу нашему правительству. Самодержавное правительство, стремящееся къ коренному улучшенiю положенiя рабочихъ, такъ же немыслимо, какъ немыслимъ мокрый огонь или горящая вода. Что значить кореннымъ образомъ улучшить положенiе рабочихъ? Это значить совершенно уничтожить гнетъ и эксплуатацiю. Это значить дать прежде всего рабочимъ политическую свободу, дать имъ право говорить, писать и читать все, что угодно, призвать ихъ къ участiю въ государственномъ управленiи, позволить имъ самимъ распоряжаться своею судьбою. Можетъ ли самодержавное правительство, которое потому и самодержавно, что хочетъ само держатьвсе въ своихъ рукахъ, — можетъ ли оно добровольно отдать всю свою власть в руки народа? Вѣдь это значило бы для него самому себя убить. Ясно, что оно не только не будетъ само это дѣлать, а наоборотъ, будетъ противъ этого бороться такъ же упорно и отчаянно, какъ борется человѣкъ, защищающiй свою жизнь.

Далѣе, коренное улучшенiе жизни рабочихъ должно заключаться въ совершенномъ уничтоженiи эксплоатацiи. Это значитъ не только сократить рабочiй день, или увеличить заработную плату, или оградить опасныя части машинъ на фабрикахъ. Это все, конечно, полезно для рабочихъ, но это не коренныеулучшенiя, не коренные потому, что они не уничтожают самаго корнязла —эксплоатацiи, т.-е. того, что одинъ человѣкъ живетъ трудомъ другого. Только тогда исчезнетъ окончательное недовольство рабочихъ, а вмѣстѣ съ ним и рабочее движенiе, когда люди вообще перестанутъ делиться на богатыхъ и бѣдныхъ, счастливыхъ и несчастливых, на капиталистовъ и рабочихъ, — перестанутъ дѣлиться на такихъ, которые не знаютъ труда и пользуются всѣми