Мстислав Цявловский - Книга воспоминаний о Пушкине

— Это необходимо, — сказал пюрист [113]; — впрочем Греч всё поправит: он не раз поправлял стихи Пушкина.

— Да, и очень, — заметил авторитет с важностью. При этом слове господин в очках взял альбом и начал перебирать его.

— Однако, вы не вздумайте увезти альбом сегодня: сегодня я не дам, а завтра пожалуй, — проговорила Аделаида.

— О нет, — отвечал пюрист, — я только хочу кой-что проверить. — Но между тем как он проверял стихи, какой-то господин, имеющий притязание на ловкость и успех в свете, над которым, как мы знаем, Аделаида негостеприимно трунила в это утро, заглянул в альбом её, что-то там заметил, злобно улыбнулся, и исчез, не прощаясь. Аделаида не обратила на это внимание, продолжала любезничать, рассыпаясь в похвалах Пушкину. Авторитет и другие поклонники поддерживали её мнение, уступая, разумеется, ей как царице салона, первенство разговора; как вдруг среди этой полутишины, раздался возглас приятеля Греча: боже, что это!

Этот возглас обратил общее внимание. — Что с вами? — сказала Аделаида, — что вы там нашли такое? — повторила она с недоумением, — подайте альбом!

— Ничего-с, ничего-с, право ничего, — отвечал взволнованный пюрист, не трогаясь с места; но даже и очки не могли скрыть его волнения.

— Подайте, говорю вам!

— Да зачем же? ведь вы читали, — произнёс, заикаясь, пюрист.

— Ах, какие вы несносные, — вскрикнула Аделаида, и вскочив с козетки, вырвала альбом. — Как мила! подумал Андрей Андреевич. — Что за огонь в этой женщине! — подумал авторитет; но приятель Греча до того перемешался, что схватил огромную шляпу авторитета, а свою малютку оставил, и сам удрал потихоньку.

Аделаида, раскрыв альбом свой, медленно возвращалась к своему месту, быстро пробегая строки; вдруг вся вспыхнула, на лице выступили пятна, глаза сверкнули, и альбом полетел в другую комнату.

Андрей Андреевич кинулся было поднять альбом, но окрик Аделаиды: «прошу не хозяйничать!» до того смутил прислужника, что он весь сжался в булавочную головку и юркнул в угол.

Всё общество Аделаиды притихло; все как будто замерли; один маятник на часах погасшего камина продолжал свой тюк-тюк, как полевой кузнечик, который резче слышится в удушливой тишине пред бурею. Но вот в глазах Аделаиды сверкнула молния, Аделаида заговорила.

— Хорош Пушкин, — сказала она, — хорош! Вот благодарность за моё покровительство! Merci г. рифмоплёт, merci!

Господин с оловянными глазами, хранящий постоянную важность, при слове рифмоплёт, засмеялся. Ah, comme vous êtes caustique [114], — заметил он Аделаиде. Но это замечание пропало, Аделаида не обратила внимания.

— M-e-r-c-i, — повторила она шёпотом, и губы её дрожали; но это относилось к Пушкину.

Авторитет, желая рассеять непонятное волнение Аделаиды, пустился было разбирать слово рифмоплёт, разбирать достоинства Пушкина как писателя, сравнивать его с другими, и тут же выражал своё участие к Аделаиде.

Аделаида взглянула на него с презрением: — Благодарю, — сказала она, — благодарю, но я не от всех же требую участия.

Глаза авторитета покрылись ржавчиной; авторитет задумался, но отвечал: mais, mon dieu, madame, — сказал он, — всё это я говорю только включительно, разбирая наших писателей.

— О, полноте пожалуйста с вашей полемикой, она мне и в журналах надоела, — быстро проговорила Аделаида, и снова пятна и снова гнев исказили лицо её.

И как знать, чем бы ещё разразилась новая буря; но вдруг неожиданно вошла старая графиня, тётка [115]героини нашей.

— Ах, тётушка! — произнесла Аделаида с улыбкой.

— Эта зачем притащилась? — подумала она.

— Я к тебе, милая, — начала графиня.

— Я это вижу-с, тётушка.

— Ну, да, — продолжала графиня с расстановкою, — была у Лизаветы Михайловны [116], да думаю, дай заеду к племяннице; да вот, как видишь, и заехала, вошла и не велела о себе докладывать. Bonjour mm-rs, — проговорила графиня, обращаясь к посетителям, и взглянув на племянницу, прибавила:

— Да что с тобою, милая, ты как будто не в духе? не вы ли, господа, её прогневали?

Все молчали, не находя ответа.

— Да я ничего, тётушка, это вам так кажется, — отвечала Аделаида.

— Чего, матушка, кажется: я тебя знаю; ну, да ничего, пройдёт; это что-нибудь нервное, — заключила графиня.

— Я совершенно разделяю ваше мнение, — произнёс господин с оловянными глазами, — действительно, это что-нибудь нервическое.

— Что у вас все за нервы такие! — быстро прервала Аделаида, — и кто нынче страдает нервами!

— Но однако, — начал было авторитет, не привыкший к возражениям.