Алексей Валеров - Новгород и Псков - Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Иначе трактует запись псковских летописей под 1524 г. С.В. Белецкий. Исследователь предположил, что в протографе Псковской Первой летописи, в дате о поставлений Дмитриевской церкви Аведом, была допущена ошибка при переписке буквенного обозначения даты и что правильно читать не «400 летъ без 20 летъ», а «400 летъ без 8 летъ», откуда получается, что Авед поставил церковь Св. Дмитрия не в 1144 г., а в 1132 г. [477] С.В. Белецкий называет Аведа псковским наместником новгородского князя Всеволода Мстиславича и относит его деятельность к началу 30-х гг. XII в. [478]

Подобное предположение основано исключительно на допущении описки в протографе Псковской Первой летописи, что само по себе маловероятно. Вряд ли стоит сомневаться в правдоподобности известия псковской летописи. Имя князя и сведения о том, что первоначально он был язычником, свидетельствуют в пользу литовского происхождения Аведа. Княжение литовского выходца во Пскове — показатель политической самостоятельности Псковской земли. Трудно представить, как это делает С.В. Белецкий, чтобы литовской князь был направлен во Псков из Новгорода. Более логичным выглядит предположение, что Авед был призван псковичами независимо от новгородцев, а само это призвание произошло вскоре после ухода из Пскова Святополка Мстиславича, преемником которого и стал Авед-Дмитрий.

Помимо сообщения в летописной статье 1524 г. иных сведений о княжении во Пскове Аведа, а тем более о новгородско-псковских взаимоотношениях в это время русские летописи не содержат. Дальнейшие события показывают, что Новгород и Псков оставались крупнейшими суверенными городами-государствами Северо-Западной Руси, неоднократно выступая совместно против общего врага.

Об одном из таких фактов военной взаимопомощи рассказывает Новгородская Первая летопись. Под 1167 г. в ней повествуется о конфликте новгородцев с изгнанным из Новгорода князем Святославом Ростиславичем. Святослав захватил и сжег новгородский пригород Новый Торг, а его братья Роман и Мстислав — Луки. Как сообщает летопись, «луцяне устерегосшася и отступиша они въ городъ, а ини Пльскову» [479]. В следующем, 1168 г., «ходиша новгородьци съ пльсковици къ Полотьску и пожьгъше волость, воротишася от города за 30 вьрстъ» [480]. Скорее всего, поход был ответной военной акцией против полочан, оказавших годом ранее содействие Святославу Ростиславичу.

А.Н. Насонов совершенно справедливо полагал, что события 1167–1168 гг. были одним из проявлений борьбы между Новгородом и Псковом — с одной стороны, и Полоцком — с другой, за территорию Заволочья (в верховьях Великой и Ловати), освоенную новгородцами в отношении данничества еще в XI в. и на которую претендовал также Полоцк [481]. В то же время исследователь считал, что Великие Луки традиционно были связаны со Псковом, а тот, в свою очередь, находился под властью Новгорода [482], с чем трудно согласиться.

Во-первых, мы не видим никаких оснований для признания новгородской зависимости Пскова. Во-вторых, говорить о принадлежности Великих Лук к псковской территории также не приходится, поскольку подобная мысль А.Н. Насонова основывается, на наш взгляд, на неверном толковании летописного текста. Ученый считал, что лучане будто бы бежали от Мстислава и Романа Ростиславичей «не вниз по Ловати, под защиту Новгорода, а в Псков…» [483]. Однако слова летописца об отступлении лучан «въ городъ» следует понимать не как поиск спасения в самих Луках, о чем писал А.Н. Насонов, а как бегство в Новгород, так как сами Великие Луки к тому моменту были сожжены полоцко-смоленским войском, а значит, не могли стать защитой для своих жителей. Следовательно, лучане укрылись как в псковских стенах, так и в новгородских. Полагаем, что Псков выступает в событиях 1167–1168 гг. не в роли старшего города по отношению к Великим Лукам, а скорее, в роли военного союзника Новгорода, а стало быть, и его пригородов, в том числе и Лук. Конфликт 1167 г. случился не между Святославом и псковичами, а между Святославом и новгородцами, которые не захотели видеть его в качестве новгородского князя. И военный поход Ростиславичей имел целью «отомстить» именно новгородцам, чьи территории как раз подверглись разорению. Напрямую Пскова экспедиция полоцко-смоленских князей не коснулась. Тем не менее псковичи в 1168 г. выступили на стороне своих соседей — новгородцев, так как Полоцк представлял угрозу и для Новгорода, и для Пскова.

Военный союз двух городов продолжал сохраняться и в следующем десятилетии. Зимой 1176 г. «приходиша вся Чюдьска земля къ Пльскову, и бишася с ними… а Чюди множьство избиша» [484]. Во время этого военного столкновения псковичи действовали самостоятельно, не получив помощи новгородцев, вероятно, ввиду неожиданного и быстрого нападения чудской рати. Зато в 1179 г. Мстислав Ростиславич совершил поход «съ новгородьци на Чюдь, на Очелу, и пожьже всю землю ихъ, а сами отбегоша к морю, нъ и ту ихъ досыта паде» [485]. А.Н. Насонов резонно указывал, что «поход 1179 г. носил характер карательной экспедиции» в ответ на действия чудских племен против псковичей [486].