Алексей Валеров - Новгород и Псков - Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

Однако мы не можем возвести сведения псковских летописей из статьи под 6646 (1138) г. к летописям, имеющим в основе Новгородско-Софийский свод, несмотря на то, что некоторые исследователи отмечают присутствие южнорусских известий в Новгородско-Софийском своде, куда они, вероятно, попали из Ипатьевской летописи или ее протографа [442]. Псковские летописи, с одной стороны, и Новгородская Четвертая и Софийская Первая летописи — с другой, содержат различные записи (без текстуальных и большей частью смысловых совпадений) о событиях, обнаруживающих текстовые аналогии в псковском и южнорусском летописании. Наиболее показательной в данном отношении и является статья под 6646 (1138) г. о появлении на псковском княжении Всеволода Мстиславича. Ее содержание идентично в вариантах Новгородской Четвертой, Софийской Первой и Новгородской Первой летописей и отличается от традиции, характерной для Ипатьевской и псковских летописей [443].

Итак, полагаем, что интересующие нас сведения Ипатьевской летописи — современного киевского происхождения: ведь Всеволод представлял в Новгороде власть киевских князей. Только в Киеве (не считая, конечно, Пскова) он мог встретить сочувственное к себе отношение после изгнания из Новгорода. Такие подробности, как кратковременное пребывание Всеволода в Вышгороде (киевском пригороде) и его проводы самим Ярополком, еще раз указывают на то, что запись, посвященная событиям 1136–1137 гг., была сделана киевским летописцем, а затем попала в Ипатьевский свод.

Данные Ипатьевской летописи были использованы составителем протографа псковских летописей, который отказался от привлечения новгородского материала. Последний, по мнению псковского летописца, тенденциозно изображал действия псковичей, что в намного меньшей степени присутствовало в подаче Ипатьевской летописи.

Таким образом, сведения Ипатьевской летописи и псковских летописей, ее использовавших, являются, на наш взгляд, более объективными, чем известия Новгородской Первой летописи старшего извода, учитывая, что летописные статьи, нас интересующие, в памятниках южнорусского и псковского летописания в текстуальном и хронологическом отношениях практически равного происхождения.

Выяснив, насколько это возможно, историю появления в новгородском и псковском летописании записей, посвященных событиям 1136–1137 гг., и разрешив вопрос о соотношении текстов в Новгородской Первой летописи и псковских летописях, попробуем реконструировать общий ход новгородско-псковских взаимоотношений во второй половине 30-х гг. XII в. Мы их представляем следующим образом.

После вечевого собрания, на котором было решено изгнать князя Всеволода, новгородская государственность оказалась в состоянии политической нестабильности. Почти два месяца, пока Всеволод со своей семьей сидел под стражей, князя в Новгороде вообще не было. Малолетний Владимир Всеволодович, которого новгородцы вроде бы «прияша», вскоре их не устроил и был заменен Святославом Ольговичем. Но и положение нового князя поначалу не было прочным, чему свидетельством — отказ архиепископа Нифонта венчать его («не достоить ея пояти»), а также неудавшееся покушение на жизнь Святослава, организованное «милостьницами Всеволожи» [444]. Новгородское общество продолжительное время находится в состоянии постоянной социальной напряженности: не затухает, несмотря на то, что Всеволода в Новгороде уже нет, борьба между «приятели его» и противниками князя, не обошедшаяся без смертоубийств и грабежей [445]. Конечно же, в подобной ситуации Новгород вряд ли мог продолжать строить свои отношения с соседними городами (Псковом, Ладогой) на прежней, конфедеративной основе и в полной мере контролировать ситуацию в северо-западном межволостном объединении. Безусловно, таким выгодным политическим моментом и не преминул воспользоваться Псков. Псковская община, тяготившаяся новгородской опекой, выражавшейся в стремлении Новгорода распространить свою непосредственную власть на близлежащие земли, призвала на княжение из Вышгорода Всеволода. Тем самым псковичи смогли «отложишася» от Новгорода, то есть Псков обрел свою суверенную государственность, последним из необходимых элементов которой и было собственное княжение. Однако самостоятельность своей волости нужно было отстоять, так как новгородцы не могли так просто смириться с потерей контроля над Псковом.

Фактически сразу, как в Новгороде стало известно о появлении Всеволода во Пскове, Святослав Ольгович «съвъкупи всю землю Новгородьскую», усилив войско курянами Глеба Ольговича и половцами и «идоша на Пльсковъ прогонить Всеволода» [446]. Псковичи оказали упорное сопротивление, проявив тем самым силу своей городской общины. По всей видимости, окончательно осознав, что Псков потерян для Новгорода и что военная экспедиция не принесет успеха, новгородцы отправили посольство к псковичам с целью заключить мирный договор. Представители обеих сторон «въспятишася на Дубровьне» [447]. Судя по тому, что новгородцы после этого не пошли на Псков, нужно думать, что Новгород не добился восстановления северо-западного политического объединения и соответственно участия в нем Пскова. Недаром новгородский летописец враждебно заметил в отношении псковичей: «и не бе мира съ ними» [448].