Илья Эренбург: Война. 1941-1945 (сборник)

Гитлер заверяет, что его солдаты отходят добровольно: они предпочитают зимние квартиры снежным сугробам. Но мало ли удобных квартир в Калинине? Мало ли теплых уголков в Калуге?

Гитлер заверяет, что отход немецких армий преследует одну цель – укоротить фронт. Но фронт не стал короче. Фронт стал длиннее. В него вонзились хорошие русские клинья. Его приплюснули хорошие русские клещи. Между Клином и Каширой была маленькая подкова. Между Старицей и Козельском – огромная арка.

Гитлеру нечем успокоить немецкий народ, и в своем новогоднем послании Гитлер вздыхает. Этот старый волк блеет: «Я хотел мира, а не войны». Вы слышите, народы Европы, поджигатель Варшавы, палач Белграда, убийца Парижа, погромщик Киева – миролюбивейший дядя! У него конфетки в кармане. Он хотел приласкать всю Европу, а бяки на него обиделись. Он хотел мира, но ему грозили норвежцы. Он хотел мира, но под него подкапывались бельгийцы.

Гитлер пишет: «Я хотел работать в области культуры и образования». Неужели вы не догадывались, что тирольский шпик – гуманист, просветитель, дама-фребеличка? Он, оказывается, хотел работать на ниве просвещения. Он хотел мирно жечь книги и казнить ученых. Но ему помешал Люксембург. На него напал Люксембург, и Гитлеру пришлось от школьных учебников перейти к танкам.

Гитлер настаивает: «Я хотел посвятить себя цивилизаторской миссии». Разумеется, это – цивилизатор. Он ведь рубил головы на плахе. Он стерилизовал женщин. Он заменил науку родословными. Он заменил любовь случкой. Он заменил университеты концлагерями. Он хотел продолжать, но вдруг греки накинулись на него, и бедному Гитлеру пришлось воевать.

Волк сидит в бабьем чепчике, подвязал щеку и блеет, но посмотрите – волчья морда в свежей крови.

Гитлер лицемерно восклицает: «Кому была выгодна война? Владельцам военных предприятий». Ближайший соратник Гитлера маршал Геринг сладко жмурится: Геринг стоит во главе треста военных заводов, и война его неслыханно обогатила. Улыбается фон Риббентроп, хлопает себя по карману Гиммлер, мурлычет колченогий Геббельс – у всех в Южной Америке миллионы и миллионы – дивиденды с крови, с развалин, с трупов.

Гитлер кончает послание лепетом ханжи: «В начале нового года мы можем только просить всевышнего, чтобы он дал нам нужные силы. Если мы останемся верны нашим обязанностям, судьба будет такой, какой того хочет провидение. Мы боремся за наш хлеб насущный, за наш народ, за наше будущее. Бог нам поможет, и 1942 год даст нам спасение». Наследник Ирода, приверженец кровавого Вотана, человек, терзавший французских и сербских священников, прикидывается богомольцем. Он, дескать, не убивает детей, нет, он только молится и надеется на провидение.

Волк ласково смотрит. Волк протягивает деткам соску. Волк жалуется – его затолкали овцы. Но, посмотрите, на волчьих лапах кровь. В глазах волка – виселицы Волоколамска, а его шерсть пахнет гарью – это сожженные русские города.

Гитлер начал 1941 год бодрым криком: «Победа». Он закончил год жалобным воем: «Спасение». Он хочет оправдаться перед немцами. Он хочет сыграть великомученика. Он хочет выдать разбойную Германию за бедную, обиженную девочку. Он хочет загримировать эсэсовцев – этих насильников и грабителей – невинно пострадавшими. Он уверяет, что борется за свой народ и за свое будущее. Конечно, Гитлеру дорого его будущее – шпику или править миром, или висеть на дереве. Конечно, Гитлеру мил его народ – эсэсовцы и штурмовики, Геринг и Геббельс, фон Крупп и Феглер. Конечно, Гитлер борется за свой «хлеб насущный» – тридцать месяцев Германия живет разбоем, тридцать месяцев она жрет краденый хлеб. Теперь немцы начали улепетывать. Теперь у них в горле засела краденая краюха. Теперь подходит время рассчитываться.

Хорошо, когда волк начинает блеять! Для нашего уха это замечательная музыка. Но еще лучше будет, когда волк захрипит. А он обязательно захрипит. Мы не умилимся его чепчиком. Мы не примем гранату за соску. Мы его ненавидим, как только может ненавидеть человек. Мы не забудем о Киеве, когда придем в Берлин. Мы не забудем о наших городах и селах, когда ворвемся в логово зверя. За Днепр ответит Одер. Мы вспомним о виселицах Волоколамска, когда придем в Берхтесгаден. Волк захрипит.

6 января 1942

Сначала я считал брошенные немцами машины, потом запутался. Их были сотни. Нагло и жалко глядели на восток морды пушек. Как пойманные слоны, послушно плелись немецкие танки. Я вспомнил слова берлинской сводки: «Мы добровольно укоротили фронт…» Чудаки, они укорачивают костюм вместе с мясом. «Укорачивают» и мимоходом теряют танки.