Николай Зенькович: Высший генералитет в годы потрясений Мировая история

Несмотря на «голубую» кровь, Брусилов трясся перед любой властью. Беспрекословно выполнял все распоряжения Временного правительства, касающиеся нововведений в армии. Прибыв в Каменец-Подольск, Корнилов увидел, что никакой разницы между разложенным столичным гарнизоном и войсками Юго-Западного фронта нет. Все те же шумные митинги, переизбрания неугодных командиров, верховенство солдатских комитетов, полное бесправие офицеров. Пьяные драки. Пальба по своим, мародерство, произвол. Удручающее впечатление производили окопы: из индивидуальных боевых укреплений они превратились в земляные норы, где обитали опустившиеся, потерявшие человеческий облик личности. Взглянули бы на эту новую «демократическую» армию петроградские паркетные шаркуны!

Поступавшие на передовую новости из тыла наполняли душу тоской и печалью. Болело сердце за великую державу, которую разрывали на куски. Отчуждалась при молчаливом одобрении революционного Петрограда Украина. В Киеве вынашивал план отделения от России бывший кавалергард Павло Скоропадский, получивший щедрую военную помощь от немцев. «Самостийники», обряженные в синие жупаны, объединялись в сечевые полки и заявляли, что за Харьковом для москалей земли нет и что не австрийцы и не немцы враги украинцев, а русские.

В Варшаве орудовал Юзеф Пилсудский, маниакально ненавидевший все русское, православное. Выпущенный революцией на волю из сибирской ссылки, куда попал за участие в покушении вместе со старшим братом Ленина на царя Александра II, Пилсудский добивался союза против России на Западе.

Потребовала национальной самостоятельности Литва. Забурлило, всколыхнулось Закавказье. Родина Корнилова — Казахстан — взорвалась кровавым восстанием Амангельды Иманова. Степные жители начали истреблять русских поселенцев. Дробление государства приобретало и вовсе гротескные формы: о своем полном суверенитете заявили Кронштадт и Шлиссельбургский уезд.

На содрогавшееся в предсмертных конвульсиях огромное тело некогда могущественной империи с вожделением прожорливых хищников взирали западные державы. На Смоленск претендовали Польша, Германия и Литва, на Архангельск — Англия, на Петроград — Швеция.

Остановить этот беспредел могла только армия. Она была огромна и потому не сразу поддавалась разложению. Но и армия, лишившись государя, которому присягала, на глазах теряла свою былую силу и славу.

Верный своей привычке угождать, командующий Юго-Западным фронтом Брусилов первым взял под козырек, заявляя о готовности наступать. Несмотря на провал ноты Милюкова и последовавшую его с Гучковым отставку, Временное правительство под нажимом послов Антанты требовало продолжения боевых действий.

В июне Юго-Западный фронт перешел в наступление. Начало было успешным. 8-я армия Корнилова овладела двумя городами — Калишем и Галичем. Военный министр Керенский, находившийся на фронте, послал ликующую телеграмму председателю Временного правительства князю Львову. Это была первая победа армии демократической России, и военный министр ставил вопрос о награждении отличившихся. Поскольку царские ордена были отменены, решили награждать красными знаменами.

Пока столичные драпировщики изготовляли срочный заказ, наступление остановилось. Случилось то же, что и раньше: соседи снова затоптались на месте. Вместо того чтобы развить успех, достигнутый Корниловым, левый и правый фланги начали митинговать, выясняя, соответствует ли приказ об устремлении в прорыв революционному моменту? Угас наступательный порыв и в 8-й армии. Началось братание, солдаты толпами покидали позиции и уходили в тыл.

Не оправдались надежды генерала Брусилова, который считал, что, втянувшись в боевую работу, войска отвлекутся от политических увлечений. Впрочем, к тому времени, когда июньское наступление выдохлось, Брусилов был уже в Могилеве, в Ставке, получив пост Верховного главнокомандующего. Юго-Западный фронт возглавил Корнилов.

Шестого июля немцы нанесли страшный удар в стык митингующих русских армий. Юго-Западный фронт обратился в беспорядочное бегство. Корнилов послал отчаянные телеграммы Брусилову в Ставку и Керенскому в Петроград с требованием ввести смертную казнь за дезертирство и отказ выполнять приказы, немедленно восстановить единоначалие в армии. Иначе — катастрофа.

Первым откликнулся Брусилов. Лавр Георгиевич с изумлением вчитывался в телеграфную ленту, поступившую из Ставки. Главковерх вместо одобрения предлагаемых Корниловым жестких мер грозил нарушителям воинской дисциплины… лишением гражданских прав.