Игорь Симбирцев - ВЧК в ленинской России. 1917–1922 - В зареве революции

Такой же считавшийся слишком рьяным радикалом член коллегии ВЧК Николай Скрыпник, бывший начальником отдела по борьбе с контрреволюцией и секретного отдела ВЧК, отправлен в 1922 году работать в Наркомат юстиции, несмотря на все его дореволюционные заслуги в подполье РСДРП с побегами с царской каторги и не исполненным ему тогда же смертным приговором. Позднее на посту главы Госплана Украинской ССР Скрыпник был обвинен в украинском национализме, он писал в Политбюро оправдательные послания, а в 1933 году на фоне развившейся из-за этого депрессии бывший чекист Николай Скрыпник покончил жизнь самоубийством в Харькове. В 1931 году от такой же депрессии застрелилась и бывшая чекистка Эльза Грундман, в годы Гражданской войны наводившая ужас на попавших в руки Киевской ЧК.

Многих из таких отставленных при переходе в 1922 году к ГПУ высокопоставленных деятелей ЧК отправили на другую партийную работу, где они все 20-е годы продолжали ностальгировать по временам «красного террора» и своей чекистской молодости. Как бывший член коллегии ВЧК Эйдук, направленный в Наркомат внешней торговли и там шокировавший коллег по новому месту службы тем, что, прислушиваясь к реву автомобильных моторов во внутренних дворах Лубянки (Наркомат внешней торговли располагался недалеко от этого штаба ЧК – ГПУ), радостно сообщал: «Это наши опять контру расстреливают». Этот человек еще в руководстве ВЧК даже других чекистов поражал своей кровожадностью, его запомнили с маузером в руках и перекошенным лицом, прямо заявлявшим, что личное участие в расстрелах доводит его до экстаза, он долго был заместителем Кедрова в Особом отделе ВЧК. А ведь до революции Эйдук был поэтом и писал сентиментальные стихи в декадентском духе мастеров Серебряного века, какие скрытые бесы проснулись в нем в революционные годы? Александр Эйдук тогда не знал еще, что в 1938 году с клеймом «контры» в такой же привычной чекистской процедуре расстрела сгинет и он сам, став для другого палача поводом для радостного экстаза, возможно, и грузовики при его расстреле так же ревели моторами.

И многие из этих ностальгирующих по расстрелам чекистов первого поколения, отправленных после 1922 года из спецслужбы на другую работу во главе с самим зампредом ВЧК Уншлихтом, позднее еще раз сами попадут в подвалы родной Лубянки, и под рев таких же моторов бывшие коллеги расстреляют и их самих. Как, например, наркома пищевой промышленности СССР Лобова, любившего вспоминать боевую молодость и свои чекистские расстрелы в годы «красного террора» в Петроградской ЧК, самого его расстреляют в 1937 году. Написавший во время Гражданской войны Ленину критичное письмо о злоупотреблениях в ВЧК Максим Горький в качестве примера озверевшего чекиста приводил именно Лобова в Петрограде, прямо написав о нем: «Лобов – это просто животное!» Еще один член коллегии ВЧК времен Гражданской войны Владимир Янушевский в 1922 году будет из спецслужб плавно удален переводом на научную работу в институт Ленина при ЦК РКП(б), расстрелян также в 1937 году. О единственной за время существования ВЧК даме в ее коллегии Варваре Яковлевой, которой тоже не нашли места в новом ГПУ, нужно сказать пару слов отдельно. Это профессиональная большевичка с дореволюционным стажем, ушедшая в РСДРП еще гимназисткой, прошедшая бои 1905 года, аресты и тюрьмы, ее в 1918 году Дзержинский взял в коллегию ВЧК и направил в ноябре 1918 года на пост начальника Петроградской ЧК на смену Глебу Бокию. Это действительно убежденная и фанатичная большевичка, как любят подчеркивать пишущие восторженно о Яковлевой авторы. Ее родной брат Николай Яковлев тоже погиб за эту власть от пули белых в 1918 году, а ее муж Павел Штернберг был комиссаром в Красной армии и умер в 1920 году на фронте от болезни. Хотя пишущие дифирамбы о Варваре Яковлевой симпатизирующие ВЧК авторы часто умалчивают, что их героиню по распоряжению лично Ленина уже в январе 1919 года Дзержинский был вынужден отозвать из Петрограда, как не справившуюся с задачами и вызвавшую вопросы своим личным поведением. Недаром Дзержинский в приказе Яковлевой сдать дела в Петроградской ЧК и выехать в Москву написал тогда: «Я Вас порицаю и требую немедленного выезда в Москву с оставлением за себя заместителя».

Как следует из сохранившихся архивных материалов ВЧК, Яковлеву обвинили в ошибках в оперативной работе, злоупотреблении своим положением (после ареста по ошибке Петроградской ЧК другой пламенной коммунистки Ларисы Рейснер) и в слишком вольном образе жизни. Будучи по примеру своей подруги по партии Александры Коллонтай ярой поборницей теории «свободной любви», почти сорокалетняя Яковлева в Питере пустилась во все тяжкие, а затем, к ужасу ЧК, среди ее любовников оказался белогвардейский агент из морских офицеров Покровский, получивший через Яковлеву доступ к секретной информации Петроградской ЧК. Подозревали тогда Яковлеву и в тайной любовной связи с ее заместителем в Петроградской ЧК Антиповым, бывшим до того замом и при Урицком, и при Бокии, который был ее на десяток лет моложе. После отзыва из Питера Яковлева еще некоторое время состояла в коллегии ВЧК, но в ГПУ ее уже не взяли, переведя в Наркомат финансов. В 1938 году Варвару Яковлеву тоже арестовали как в прошлом «левую коммунистку» и примыкавшую к оппозиции в партии, осудили на двадцать лет тюрьмы, а в 1941 году при подходе немецких войск к Орлу расстреляли в Медведевском лесу вместе с другими обреченными Орловского централа.