Ларс Браунворт - Забытая Византия, которая спасла Запад

Константин VII, которому в то время исполнился тридцать один год, показал себя способным на решительные действия, хотя до того никто бы не смог заподозрить в нем таких качеств. Когда спустя всего несколько дней после провозглашения его старшим императором доведенные до отчаяния братья Лакапины составили заговор, чтобы свергнуть его, он нанес удар первым, застав их врасплох на торжественном обеде и отправив в ссылку вслед за отцом. Некоторых из оставшихся их родственников схватили и кастрировали, но император не поддался желанию устроить кровавую бойню или выдвинуть обвинения против семьи, что помыкала им так долго. Роман правил справедливо — и Константин VII был достаточно умен, чтобы не позволить своей обиде ослепить себя настолько, чтобы не последовать его примеру. Земельная политика Романа была продолжена, аристократию держали под надзором, и прежние законы остались в неприкосновенности. Константин разительно разошелся со своим предшественником только в том, что касалось поддержки семьи Фоки — давних врагов Лакапинов.

Чтобы заместить недавно скончавшегося Иоанна Куркуаса в качестве командующего восточными армиями империи, Константин VII избрал даже более яркую личность — Никифора Фоку, молодого племянника того человека, у которого Роман Лакапин вырвал трон многие годы назад. Никифор был грубым и неотесанным, он не обладал даже зачатками такта или вкуса, но империя не видывала полководца подобного таланта с тех времен, когда более четырехсот лет назад Велизарий был отправлен громить варваров. За четыре года похода Никифор и его талантливый племянник Иоанн Цимисхий сломили могущественного сирийского эмира Сейфа аль-Даула, захватив города на Евфрате и даже достигнув Антиохии. [148]Перепуганным мусульманским армиям на сирийских границах он вскоре стал известен как «бледная смерть сарацинов», и арабские войска бежали с поля битвы при первых слухах о том, что он выступил в поход.

Поднятая своей новообретенной силой, империя воспрянула и обрела надежду на лучшее. Когда мадьяры вторглись во Фракию, надеясь, что Византия слишком занята на распадающейся сирийской границе, имперская армия одержала над ними сокрушительную победу, полностью уничтожив злосчастных налетчиков. Сановники и послы, от халифа Кордовы и до венценосных особ Европы, стекались в Константинополь, где их ослепляли широта эрудиции императора и роскошь его двора. Во время приемов во дворце под названием «Зал девятнадцати лож», гости могли отобедать лежа, в старинной римской манере, лицезрея при этом такие чудеса, как золотые блюда, нагруженные фруктами, что неожиданно спускались с потолка. Вино из хитро замаскированных емкостей разбрызгивалось фонтанами или струилось по резным статуям и колоннам, а механические часы на главном форуме города завершали демонстрацию имперской мощи. Получивший хорошее образование, обладавший талантами художника и писателя, Константин VII настолько ошеломил русскую регентшу, княгиню Ольгу, что она обратилась в христианство, заронив семена православия в земле, что однажды назовет себя Третьим Римом.

Единственной бедой, которая занимала ум императора, был его сын Роман II. В 949 году молодой человек самым неподходящим образом влюбился в дочь трактирщика, поразительно красивую спартанку по имени Феофано. Этот брак выходил за рамки представимого — но, возможно, жизнь в качестве пешки в руках Лакапинов научила Константина VII не поступать так же со своим сыном. Сделав торжественное обещание не вмешиваться в личные дела сына, он стоически наблюдал со стороны, как эта пара поженилась, вежливо поддерживая версию, что невеста принадлежит к древней и почтенной семье. Спустя девять лет Феофано подарила своему мужу сына, и счастливая чета нарекла его Василием по имени основателя династии. Насколько это можно вообще отнести к тем неспокойным временам, будущее императорской семьи казалось безоблачным. Однако спустя всего год Константин VII умер от горячки, которую не смогли излечить ни целебные воды местного источника, ни очистительный холод горных монастырей, и неподдельно скорбящая империя плавно перешла к его сыну Роману II.

Хотя энергичный новый император больше интересовался охотой, чем делами управления — кроме того, полностью находился под влиянием своей жены, — он был достаточно сообразителен, чтобы не вмешиваться в дела своего военачальника, и восстановление империи продолжалось без помех. Пока Роман II радовался жизни, внутренней политикой занимался его ближайший советник, весьма способный евнух по имени Иосиф Вринга. Под умелым руководством расцвели искусства, Константинопольский университет обзавелся новым факультетом, а экономика пережила резкий подъем. Земельные законы деда Романа обеспечили крестьянам больше защиты, чем у них имелось на протяжении столетий, и торговцы, перевозящие богатства Индии и Китая, хлынули на оживленные рынки Константинополя. Империя процветала и пребывала в мире, и Роман II — или, что более вероятно, его жена — сочли, что пришло время распространить влияние Византии шире.