Джекоб Коннер: Христос не еврей, или Тайна Вифлеемской звезды

Тертуллиан делает по этому поводу восхитительно наивное замечание: «Пилат был уже христианином в глубине сердца» («Апологет», XXI).

Миф о грехопадении, правда, стоит в начале первой книги Моисея (Исход), однако, очевидно, попал туда условно, так как евреи не понимали его, и он не находил применения в их системе. Кто не преступает закона, тот, по их взгляду, безгрешен. Столь же мало общего имеет их ожидание Мессии с нашим представлением об «искуплении».

Это учение гностиков; оно находить наиболее продуманное, благородное выражение у Марциана (в середине II века), который был проникнут, как никто из последующих религиозных учителей, тем «новым», что заключалось в христианском идеале. Но именно на таком примере всего удобнее убедиться, как опасно игнорировать данные истории (см. любую историю Церкви). Кстати, я должен предупредить любознательного читателя, что в трех строках, посвященных проф. Ранке («Всемирная История»), этому истинно великому человеку, нет ни слова из того, что бы следовало сказать (см.: Ranke. Weitgeschichte. II, 171).

Фемида у нас, современных людей, опустилась до степени аллегории беспристрастного правосудия, то есть безусловно произвольного соглашения, и соответственно этому изображается с завязанными глазами; во времена же мифологии она представляла собою Действие закона во всей природе, и древние изваяния изображают ее с большими, широко раскрытыми глазами!

В числе многих повелений Божиих, подстрекавших на хищнические набеги с массовыми избиениями, причем головы младенцев разбивались о камни; были случаи, когда повелевалось каждому предательски «убивать брата своего, друга своего и ближнего своего» (Исх. XXXI, 27), или издавались возбуждающие отвращение приказы, как повествуется у Иезекииля (IV, 12–16).

«Histoire de peuple d'lsrael».

С каким чрезвычайно логическим фанатизмом раввины до сих пор отстаивают безусловную, а вовсе не метафизически понимаемую свободу воли, можно проследить в любой истории еврейства. Дидро говорит: «Евреи так ревниво стоят за эту свободу, что воображают, будто невозможно мыслить об этом предмете иначе, чем они» («Les Juifs sont si jaloux de cette liberte d'indifference, qu'ils s'imaginent qu’il est impossible de penser sur cette matiere antrement qu'eux»). И до какой степени этот взгляд связан с понятием о свободе Божества и Провидения, ясно видно из той бури, какую поднял Маймонид, выразив мысль, что действие Божественного Провидения ограничивается одним человечеством, и утверждая, что не каждый листочек колышется по Его велению, не каждый червяк появляется на свет по Его воле. Из так называемых основных положений знаменитого талмудиста рабби Акиба первые два гласят: 1) все и вся находится под надзором провидения Божия; 2) свобода воли предполагается (Greetz К. Gnosticismus und Judentum. 1846. С. 91).

У индоевропейцев боги никогда не являются творцами мира; в тех случаях, когда божество почитается творцом, как, например, Брама у индийцев, это относится к чисто метафизическому понятию, а не историко-механическому событию, как в книге Бытия; иначе боги возникают по «сю сторону творения», говорится об их рождении, об их смерти.

Oldenberg. Dei Religion des Veda. S. 310.

Иерусалим.

Если бы здесь было уместно, я охотно взялся бы доказать еще подробнее, как это еврейское представление о всемогущем Боге, действующем как свободное Провидение, непременно обусловливает понимание этого Бога в смысле историческом, и как против этого беспрестанно восстает чисто арийсюй разум. Так, напр., вся трагическая жизнь Абеляра как мыслителя обусловлена тем, что он, несмотря на горячее стремление быть правоверным, не может приспособить своего духа к еврейскому религиозному материализму. Напр., он постоянно приходит к заключению, что то, чти делает Бог, Он делает в силу необходимости (при чем он мог бы сослаться на ранние сочинения Августина, а именно на его «De libiro Arbitrio»). Это духовный антисемитизм в его высшем проявлении! Он отрицает также всякое действие, всякое движение Божие; действие Бога есть, по его мнению, осуществление вечного предопределения воли; у Бога нет деления времени (см. напр.: «Peter Abelard»). При этом исчезает Провидение. Впрочем, зачем искать ученых доводов? Благородный Дон Кихот с трогательной наивностью поясняет своему Санчо Пансе: «У Бога нет ни прошлого, ни будущего, одно только настоящее» (книга IX, глава 8). Этим самым бессмертный Сервантес кратко и ясно определяет неисторическую точку зрения все несемитов.