Ги Бретон: От Анны де Боже до Мари Туше

— О, Ваше Величество, как вы красивы!

Для того чтобы иметь возможность продолжать эту гнусную игру, Генрих III взял себе титул, позволявший обращаться к нему как к женщине. Теперь ему говорили: «Ее Величество восхитительна», «Ее Величество так нежна», «Ее Величество — плутишка»…

Это обращение, некогда принятое при дворе последних римских императоров, вызывало насмешки у простых людей.

А король тем временем подумывал, что надо бы и ему найти способ обращаться к милашкам в женском роде:

— Какая вы милая, какая обаятельная…

Вот тогда его эфебы и взяли себе титулы «Ее Светлость», «Ее Превосходительство».

Все эти молодые люди образовали очень закрытый круг, проникнуть в который было совершенно невозможно по собственной инициативе. Любые интриги с этой целью оказывались безрезультатными, а родственные связи — бесполезными: выбор принадлежал только королю. Иной раз какой-нибудь сеньор, паж, гвардеец, проходя мимо короля, производил на него столь неотразимое впечатление, что тот подзывал своих милашек с крепкими мускулами, которые немедленно устремлялись на добычу и приволакивали ее к королю. Иногда с той же целью прибегали к особой хитрости. Об одной такой истории рассказал Агриппа д'Обинье. Она касалась знакомого ему молодого человека, который стал милашкой (любовником) короля: «Этот несчастный парень питал отвращение к этому мерзостному занятию и первый раз был принужден к нему неожиданным образом. Король попросил его достать из сундука книгу, а Великий Приор и Камилл <���Прозвища двух милашек: Антуана де Силли, графа де Рошпо, и шевалье Сальвати.>, когда он наклонился за книгой, опустили ему крышку на поясницу и не выпускали; называлось это у них „схватить зайца за шиворот“. Так и получилось, что молодой человек был силой принужден к этому делу…».

Не будучи оригиналом, король не шел в своей похоти дальше увлечения мальчиками благородного происхождения. Но ему случалось млеть и при виде рабочего, приглашенного во дворец что-нибудь починить. Был, например, случай, когда, обойщик произвел на него сильное впечатление. «Видя, как он, стоя высоко на двух лестницах, прочищал подсвечники в зале, — пишет д'Обинье, — король так влюбился, что стал плакать…» <���А. д'Обинье. Исповедь католика господина де Санси.>

* * *

Почитатели великих людей всегда глупы, потому что стараются подражать им «в самом плохом». Неудивительно, что вскоре в Париже появилось много напудренных и накрашенных молодых снобов, которые, подражая, точно мартышки, королю, старались быть кокетливыми, жеманными, ветреными.

А тем временем события при дворе продолжали развиваться. Стремясь понравиться королю, мужчины отказывались от женщин и откровенно предавались содомии. Большинство из них, впрочем, ставило себе это в заслугу, поскольку, являясь физически нормальными людьми, они продолжали испытывать сильное отвращение к этим чуждым удовольствиям. Однако им приходилось преодолевать это отвращение в надежде быть замеченными королем…

Женщины, лишенные мужского внимания, также вынуждены были искать утешения друг у друга. Об этом рассказывает Соваль: «Так же, как мужчины нашли способ обходиться без женщин, женщины научились обходиться без мужчин. И Париж наполнился женщинами-лесбиянками…»

Конечно, не все женщины отваживались вкусить радостей блуда. Скромницы довольствовались применением вспомогательных средств и мечтали о том дне, когда мужчины вернутся к нормальной жизни. Именно тогда приспособления в форме мужского члена, который почему-то назывался «Godemychys», как сообщает Брантом, вошли в такую моду, что их фабриканты нажили на этом целые состояния…

Короче говоря, во всей Франции царил невероятный беспорядок, а, по выражению одного автора, «королевство, в котором правит безумец, похоже на пьяный корабль».

Гнусный порок, которому неожиданно стал предаваться Генрих III, приводил в отчаяние Екатерину Медичи. По многу раз в день она заходила в его покои, чтобы напомнить о реальности и постараться заинтересовать сына трагической ситуацией, в которой оказалось к тому времени его королевство. Шел 1576 год, и брат короля, герцог Алансонский, только что перешел на сторону протестантов. Тридцать тысяч человек могли со дня на день двинуться на Париж, и Екатерина была вне себя от страха.