Марина Могильнер - Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства

Такого рода реорганизация административно-территориальной структуры Грузинской церкви в Картли и Кахети позволила Цицианову уже через два года своего управления Грузией и Кавказом сообщить императору о сокращении количества епархий, в частности в Картли, вдвое — с шести до трех. Но и это был не предел, так как, по мнению главноуправляющего, здесь вполне хватило бы и одной епархии: «Уничтожение же оных единым разом по прибежности народа к вере, мнится мне, было бы опасно» [633]. После этого доклада Цицианов через министра внутренних дел В. П. Кочубея (1768–1834) получил от императора фактический карт-бланш на дальнейшее упразднение епархий Восточной Грузии, с оговоркой, однако, что действовать необходимо максимально осторожно, дабы «не оскорбить предрассудков легкомысленного и непросвещенного народа» [634].

Если укрупнение епархий было в отдельных случаях естественным, а чаще всего принудительно-административным способом сокращения числа высшего духовенства, представители которого, как уже тогда знала российская администрация, являлись выходцами из наиболее влиятельных аристократических фамилий Грузии, то для сокращения черного монашествующего и в первую очередь белого приходского духовенства использовались другие методы. Главноуправляющего Цицианова особенно беспокоило массовое, по его сведениям, и совершенно бесконтрольное пострижение в монахи и рукоположение в священники, производившееся всеми епархиальными архиереями [635]. Главноуправляющий видел в этом единственное средство, с помощью которого крестьяне «по своей лени» пытаются укрыться от податей и работы, а также прямую угрозу экономике края. Он даже опасался, «чтобы одна половина Грузии не обратилась в иноческий сан, а другая — в белое духовенство» [636]. Исходя из данного постулата, имперские власти приостановили по всей Восточной Грузии рукоположение священников и пострижение в монахи. Это распоряжение должно было действовать до тех пор, пока имперскими властями не был бы учрежден штат всем приходским церквам и монастырям [637].

Таким образом, с первых лет функционирования российской администрации в Восточной Грузии явно обозначилась проблема вмешательства светской власти в дела церкви.

В 1810 году администрация в Тифлисе обвинила католикоса Антония II в массовой раздаче имений церкви в частные руки на сумму почти один миллион рублей медью, на что, как утверждалось, он никогда, ни до, ни после включения Грузии в состав империи, не имел никакого права, а мог делать это только с одобрения грузинских царей [638]. В данной ситуации католикосу-патриарху не оставалось ничего другого, как апеллировать к своему традиционному статусу: «Более 1400 лет, как католикосство в Грузии определено и утверждено; и начиная с того времени все бывшие церкви моей католикосы имели таковую власть и волю, что внутри крестьянам, принадлежащим своей церкви, пожаловали в милость деревни, имение и крестьян… ибо имели католикосы таковые честь и достоинство, каковые цари» [639]. Антоний II также напоминал о том факте, что в достоинстве предстоятеля автокефальной Грузинской церкви он был признан и самим российским императором сразу по присоединении Картли и Кахети к Российской империи, в знак чего ему было даровано высочайшее письмо и белый клобук с алмазным крестом [640].

На самом деле в данном случае речь шла о распространенной в Грузии практике передачи церковью своих земель и другого имущества в управление церковным азнаурам и крестьянам. Доходы от эксплуатации этих угодий делились в заранее оговоренной пропорции между церковью и ее «слугами» [641].

Главноуправляющий ген. А. П. Тормасов (1809–1811) своим предписанием аннулировал все грамоты о передаче церковных имений частным лицам после учреждения в Восточной Грузии российской администрации [642]. Как покажут дальнейшие события и шаги имперских властей, вопрос церковной собственности и точного установления ее размеров был чрезвычайно важен в контексте планов России в сфере религиозной политики в Грузии, тем более что общая стоимость всего принадлежавшего Грузинской церкви имущества оценивалась в гигантскую для того времени сумму 140 млн рублей [643].

Хотя в течение первого десятилетия XIX века вмешательство гражданской администрации в дела Грузинской церкви происходило достаточно часто, законодательно эта практика не была никак определена и институционально оформлена. Не существовало специального органа, который бы занимался делами Грузинской церкви. В сферу компетенции главноуправляющего в Грузии по умолчанию, помимо многого другого, были включены и вопросы церковного устройства. Отчет в этой своей деятельности он давал или напрямую императору, или через обер-прокурора Святейшего Правительствующего Синода, таким же образом он получал указания из Петербурга, касавшиеся духовной части в Грузии.