Юрий Емельянов - Разгадка 1937 года

Было известно, что 14 ноября 1938 года Успенский провел весь день на работе. В своей книге «Ежов. История „железного наркома“» Алексей Полянский писал, что в течение дня Успенский «принимал посетителей, допрашивал арестованных, читал оперативные материалы. В шесть вечера вызвал машину и поехал домой ужинать. Около девяти вернулся в наркомат в штатском с небольшим чемоданом в руках. До утра работал над бумагами, а потом покинул здание, но от машины отказался, сказав секретарям, что хочет прогуляться пешком. В этот день на работе он больше не появлялся и утром домой также не приходил. Когда вскрыли его кабинет, на столе нашли записку: „Ухожу из жизни. Труп ищите на берегу реки“.

„Об этом тут же доложили в Москву Ежову. Стали прочесывать берега Днепра и обнаружили в кустах одежду Успенского. Значит, нарком утопился. Пошли с баграми по реке, вызвали водолазов. Бесполезно“.

Как писал А. Полянский, „не все киевские чекисты поверили в самоубийство наркома… Опытным оперативникам стало ясно, что их бывший начальник инсценировал самоубийство и сделал это довольно-таки грубо: человек решает свести счеты с жизнью и бросается в реку, не забыв при этом раздеться до трусов. В предсмертной записке он указывает, где следует искать его труп, рассчитывая, очевидно, на то, что быстро найдут его одежду. А потом у Успенского было оружие, и расстаться с жизнью он мог гораздо проще. Скорее всего, это не совсем продуманная инсценировка самоубийства в надежде выиграть время, чтобы скрыться, и, возможно, за границу“.

Режим охраны западной границы СССР был усилен. Фотографии Успенского распространили среди работников милиции. В Подмосковье взяли под наблюдение всех родственников Успенского. Вскоре была арестована жена Успенского. Она созналась, что взяла мужу билет до Воронежа и 15 ноября посадила на поезд. Имея в своих руках официальные бланки и образцы различных документов, Успенский долго колесил по всей стране, меняя место жительство. Он был арестован лишь 16 апреля 1939 года.

Бегство Успенского, которое произошло через пять месяцев после побега Люшкова, стало событием, которое ускорило действия Кремля против НКВД. 17 ноября 1938 года было принято постановление Совета народных комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) „Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия“, подписанное В. Молотовым и И. Сталиным.

Постановление рассылалось „наркомам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам УНКВД краев и областей, начальникам окружных, городских и районных отделений НКВД“. Было указано, что постановление направляется также „прокурорам союзных и автономных республик, краев и областей, окружным, городским и районным прокурорам“. Лишь после этого были названы „секретари ЦК нацкомпартий, крайкомов, обкомов, окружкомов и райкомов ВКП(б)“.

Постановление открывалось положительными оценками работы органов НКВД в 1937–1938 годах „по разгрому врагов народа“. Говорилось, что органы НКВД „очистили СССР от многочисленных шпионских террористических, диверсионных и вредительских кадров из троцкистов, бухаринцев, эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов, беглых кулаков и уголовников, представлявших из себя серьезную опору иностранных разведок в СССР и, в особенности, разведок Японии, Германии, Польши, Англии и Франции“. Таким образом, была подтверждена правильность обвинений в адрес тех группировок, которые стали основными объектами массовых репрессий с июля 1937 года.

Особо была отмечена „большая работа“ органов НКВД „по разгрому шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок, пробравшихся в СССР в большом количестве из-за кордона под видом так называемых политэмигрантов и перебежчиков из поляков, румын, финнов, немцев, латышей, эстонцев, харбинцев и пр.“.

Не исключено, что обнаружение среди этих групп подлинных иностранных агентов послужило основанием для признания правильности огульных обвинений в адрес различных эмигрантов, а также этнических групп, представлявших страны на западной границе СССР. В то же время знаменательно, что не было сказано о „разоблачении шпионов“ среди лиц китайской и корейской национальности. Видимо, упоминание китайцев и корейцев в перечне потенциальных врагов СССР считалось неуместным в условиях поддержки СССР борьбы китайского народа против японской агрессии, особенно после подписания советско-китайского договора о ненападении в 1937 году. Некстати было и упоминать о высылке корейцев, в то время как советская пропаганда осуждала японский колониальный режим в Корее.