Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

То же самое невежество, которое делает варвара неспособ­ным понимать или признавать пользу налагаемых законами стеснений, лишает его всякой возможности бороться с без­рассудными ужасами, которые внушает ему суеверие. Гер­манские священнослужители воспользовались столь благо­приятным для них настроением своих соотечественников для того, чтобы присвоить себе даже в светских делах такую власть, какой не осмелились бы пользоваться на деле даже высшие должностные лица, а кичливые воины с покорностью подчинялись взысканиям, которые налагались на них не че­ловеческой волей, а приказаниями, непосредственно исхо­дившими от бога войны. Недостатки гражданского управ­ления нередко восполнялись путем вмешательства духовной власти. Эта последняя постоянно заботилась о поддержании тишины и порядка в народных собраниях, а иногда простира­ла свое влияние и на более важные дела управления. В тех местностях, которые носят теперь название Мекленбурга и Померании, устраивались по временам торжественные про­цессии. Неизвестный символ земли, покрытый густым покрывалом, ставили на колесницу, запряженную коровами, и вывозили из его постоянной резиденции на острове Рюген; везомая таким образом богиня посещала некоторые соседние племена, состоявшие из ее поклонников. Во время этого странствования воинственный пыл стихал, ссоры прекраща­лись, оружие откладывалось в сторону и неугомонные гер­манцы наслаждались благодеяниями мира и согласия. Бо­жий мир, который так часто и так бесполезно был провозгла­шаем духовенством в одиннадцатом столетии, был, очевид­но, подражанием этому древнему обыкновению.

Но влияние религии скорее разжигало, чем обуздывало буйные страсти германцев. Ее служители, из личных инте­ресов и фанатизма, нередко поощряли верующих на самые смелые и самые безрассудные предприятия, обещая им покровительство небес и верный успех. Священные знамена, долго хранившиеся в заповедных рощах как предметы суе­верного поклонения, были выставляемы впереди сражаю­щихся, а неприятельскую армию предавали со страшными проклятиями в жертву богам войны и грома.

В глазах солдат (а все германцы были солдатами) трусость была самым непростительным из всех грехов. Храбрый чело­век был достойным любимцем их воинственных богов, а нес­частный, потерявший свой щит, был исключаем из религиоз­ных и гражданских собраний своих соотечественников. Не­которые северные племена, как кажется, верили в учение о переселении душ, а некоторые другие выдумали грубый рай, в котором идет вечное пьянство. Но все сходились в том мнении, что жизнь, проведенная в боях, и славная смерть на поле битвы были самыми верными ручательствами за счастье в будущей жизни как в этом мире, так и в том.

Но бессмертие, которое тщетно сулили германским героям их священнослужители, доставляли им в некоторой мере их барды. Этот оригинальный класс людей вполне заслуженно привлекал к себе внимание всякого, кто изучал древности кельтов, скандинавов и германцев. Тщательные исследова­ния достаточно выяснили нам их дух и характер, и всем из­вестно, каким они пользовались уважением благодаря свое­му высокому призванию. Но нам не так легко объяснить или даже понять причину того восторженного влечения к битвам и к славе, которое они возбуждали в душе своих слушателей. У цивилизованных народов любовь к поэзии служит скорее развлечением для фантазии, нежели пищей для душевных страстей. А между тем, когда мы в тишине уединения читаем гомеровские или тассовские описания битв, мы незаметно увлекаемся живостью вымысла и на мгновение сами вооду­шевляемся воинственным пылом. Но как слабы и холодны те ощущения, которые выносит в своем одиночестве спокойный ум из чтения! Не иначе как перед самой битвой или во время празднования победы воспевали барды славу древних героев и предков тех воинственных вождей, которые с восторгом внимали их безыскусственным, но воодушевленным напе­вам. Вид оружия и опасности усиливал впечатление воинст­венной песни, а страсти, которые она старалась воспламе­нить, - влечение к славе и презрение к смерти - были обыч­ными чувствами в душе германцев.

Таково было положение и таковы были нравы этого наро­да. И климат, и отсутствие науки, искусств и законов, и по­нятия о чести, благородстве и религии, и влечение к свободе, и нерасположение к мирным занятиям, и жажда смелых предприятий - все это способствовало тому, чтобы сделать из него воинственную нацию. А между тем нам известно, что в течение более двухсот пятидесяти лет, протекших от пора­жения Вара до царствования императора Деция, эти грозные варвары лишь изредка совершали незначительные нападе­ния и не наводили большого страха на богатые и впавшие в рабство провинции империи. Их дальнейшие успехи были приостановлены недостатком оружия и дисциплины, а их во­инственный пыл нашел себе занятие во внутренних раздорах древней Германии.