Владимир Хрусталев - Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

В борьбе с правительством весомую роль сыграл Гучков, который вел опасную, конспиративную работу по организации заговора против Государя среди высшего состава армии. В этом деле ему помогал Терещенко. Он с Коноваловым прикрывал революционную работу рабочей группы Военно-промышленного комитета. Рабочие не верили, конечно, ни Гучкову, ни Коновалову, но, признавая их пользу в подготовке революции, шли с ними рука об руку. В данный момент Гучков широко распространял свое письмо к генералу Алексееву, в котором он выступал против отдельных членов правительства. В нем он раскрывал такие тайны правительства военного времени, за оглашение которых любой военный следователь мог привлечь его к ответственности за государственную измену. И только за распространение этого письма он, Гучков, мог бы быть повешен по всем статьям закона куда более заслуженно, чем подведенный им под виселицу несчастный Мясоедов.

Штюрмер доложил Государю о происках Гучкова и о письме Гучкова к Алексееву.

Государь допросил Алексеева. Тот ответил, что он не переписывается с Гучковым. Этим дело и закончилось. Слабость правительства и генерал Алексеев спасли тогда Гучкова. Верил ли Государь в его революционную деятельность – трудно сказать. Но царица правильно оценивала весь приносимый им вред и правильно считала, что его надо арестовать и привлечь к ответственности». ( Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 386–387.)

Великая княжна Ольга Николаевна записала в дневнике:

«Среда. 21-го сентября.

День Ангела Мити. Были у Знамении и в лаз[арете]. Писала, помогала Биби разбирать белье, давала лекарства, завтрак и т.д. Емельянов был. Уезжает. В 1 ч. 20 м. мы 2 с Изой в город. Завтракали в поезде. В Зим[нем] дв[орце] – Тат[ьянинский] комитет. После проехались в конец Мойки и в безумной радости увидели «Штандарт». Самый дорогой и любимый. К чаю вернулись. Имела ур[ок] музыки. Веч[ером] в лаз[арете]. Сидела в солдатской палате с Черногорцем и др. и шила подушки. После в рубль, но не долго. Прогуливали[сь]. Холодно. До этого были у Ани, где оставили Маму с Григ. Еф. [Распутиным], его женой и епископом Исидором». (ГА РФ. Ф. 673. Оп. 1. Д. 7. Л. 59–59 об.)

Письмо цесаревича Алексея Николаевича матери из Ставки в Царское Село:

«Могилев, 21 сентября [1916 г.]

Ненаглядная моя, душка Мама.

Спасибо за бумагу. На ней Тебе пишу, хотелось бы стихами, но ими не могу. (Хорошо???!)

Теперь я каждое утро после первого урока катаюсь на моторе. Вчера проехали мимо женского монастыря. Монашки картошку копали, свиньи все в лужах лежали. Собаки, мальчики бежали, и все покрылось пылью. После завтрака ездили на моторах с Папа. Пекли картошку, ели с маслом и хлебом, было очень вкусно!!! Приехал Н[иколай] Павлович [Саблин]. После обеда были в кинематографе. Очень, очень благодарю Тебя и сестер за ваши письма. Погода у нас опять хорошая (+14° R).

Пора кончать письмо писать. Сейчас придет Папа.

Храни Тебя Господь!

Целую всех

Алексей ». (ГА РФ. Ф. 640. Оп. 1. Д. 79. Л. 26–26 об., 27.)

Протопресвитер русской армии и флота Г.И. Шавельский делился о текущих событиях в воспоминаниях: «25 сентября – Св. Синод, с митрополитом Питиримом и обер-прокурором во главе, выезжал в Царское Село, чтобы поднести императрице икону и адрес по случаю двухлетней годовщины служения ее сестрой милосердия. Предложение поднести императрице адрес и икону было сделано митрополитом Питиримом. Исполняя теперь, ввиду отсутствия митрополита Владимира, обязанности первоприсутствующего в Синоде, он изо всех сил старался угодить царице. Возражать против такого предложения кому-либо из членов Синода было и трудно, и небезопасно.

В назначенный час члены Синода собрались на Царскосельском вокзале в особом салоне. Прибыл и обер-прокурор. Не найдя в салоне митрополита Питирима, он быстро удалился и топтался у дверей вокзала, пока не прибыл митрополит. Уже сопровождая митрополита, он снова появился в салоне. Лакействование г. Раева перед митрополитом Питиримом слишком бросалось в глаза.

Императрица приняла нас в Царскосельском Александровском дворце. Прием был бесцветный. Поднесли икону, адрес… Царица, как будто недоумевавшая, за что же ее чествуют, произнесла несколько шаблонных фраз, а затем простилась с каждым. Этим и кончилось дело. На обратном пути я не мог отвязаться от мысли, зачем мы ездили? Чувствовалась фальшь, подыгрывание, втирание очков – ненужные, а может быть, и вредные для дела». ( Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 2. М., 1996. С. 69–70.)