Виктор Тростников - Вера и разум. Европейская философия и ее вклад в познание истины

Это «зрение ума» есть, конечно, то же самое, что «умозрение» Парменида. Киреевский считал, что Запад утратил к нему способность, а Русь её сохранила и должна сохранять впредь для всего человечества, ибо больше некому. В этом – её будущее, её общемировая миссия. Он писал: «В истории одно государство всегда было столицею других, было сердцем, из которого выходит и куда возвращается вся кровь, все жизненные силы просвещённых народов. Англия и Германия находятся теперь на вершине европейского просвещения, но их внутренняя жизнь уже окончила своё развитие, состарилась и получила ту односторонность зрелости, которая делает их образованность исключительно им одним приличною».

При всей точности своих наблюдений и выводов, Киреевский говорил о «корне умозрения» достаточно абстрактно. Что представляет собой этот корень, разъяснил Хомяков. Это – православная вера, неповреждённое учение Христа и его носительница – Церковь. Только войдя в ограду Церкви, человек прозревает и умом, и всеми своими чувствами. Эту мысль Хомяков сформулировал с необыкновенной ясностью и краткостью:

«Ты понимаешь Писание, во сколько хранишь предание и во сколько творишь дела, угодные мудрости, в тебе живущей. Но мудрость, живущая в тебе, есть тебе данная лично, но тебе, как человеку Церкви, и дана тебе отчасти, не уничтожая совершенно твою личную ложь; дана же Церкви в полноте истины и без примеси лжи. Поэтому не суди Церкви и повинуйся ей, чтобы не отнялась у тебя мудрость».

Таким образом, Хомяков был убеждён, что подлинной мудростью, в том числе мудростью общественного жизнеустроения и исторического поведения, обладает только истинно христианский, то есть православный народ. Какие именно черты выработало православие у русского народа – об этом прекрасно сказал Константин Аксаков:

«Русский народ государствовать не хочет. Он хочет оставить для себя свою не политическую, свою внутреннюю общественную жизнь, свои обычаи, свой быт – жизнь мирную духа… Не ища свободы политической, он ищет свободы нравственной, свободы духа, свободы общественной – народной жизни внутри себя… Как единственный, может быть, на земле народ христианский (в истинном смысле слова), он помнит слова Христа: “Воздавайте кесарево кесареви, и Божие Богови” и другие слова Христа: “Царство Моё не от мира сего”; и потому, предоставив государству царство от мира сего, как народ христианский, избирает для себя иной путь, путь к внутренней свободе и духу, к Царству Христову: “Царство Божие внутрь вас есть”».

Суть механизма воцерковления, которому придавал такое большое значение Хомяков, метафизически раскрывал Самарин:

«Сердцевина понятия о Боге заключает в себе непосредственное ощущение Его действия на каждого человека – начальная форма и предпосылка дальнейшего откровения».

Новаторская идея «старших» славянофилов о законности и необходимости многополярного мира на многие десятилетия оставалась одной из основных тем русской философии. Встретив яростное сопротивление со стороны западной цивилизации, эта идея стала общепризнанной лишь совсем недавно.

Разработку выдвинутой старшими славянофилами темы специфики русской православной цивилизации и её отличия от цивилизации западной продолжили два замечательных наших мыслителя – Леонтьев и Данилевский.

Константин Николаевич Леонтьев (1831–1891), сын помещика Калужской губернии, учился сначала в кадетском корпусе, а потом на медицинском факультете Московского университета. Был военным врачом на Крымской войне, затем перешёл на дипломатическую службу. В течение десяти лет находился за границей – на Крите, в Греции, в Турции, в Болгарии и других славянских странах. Пользуясь пребыванием в этом регионе, он внимательно изучал его особенности, знакомился с его историей. В 1871 году Леонтьев заболел пневмонией и, как врач, понял, что умрёт. А было ему всего сорок лет. В отчаянии он упал на колени перед иконой Божией Матери и горячо взмолился: «Матушка Богородица, не дай мне умереть! Если спасёшь меня, я всю остальную жизнь посвящу служению Богу…» Через 15 минут он был совершенно здоров. Вернувшись в Россию, Леонтьев подал в отставку, а позже поселился в Оптиной пустыни, где помогал монахам в издательском деле. В 1891 году Леонтьев переселился в Троице-Сергиеву лавру и принял постриг под именем Климента. Там вдруг возобновилась та самая пневмония, от которой он чуть не погиб в Греции, и на этот раз он от неё скончался.