Роб Данн - Не один дома. Естественная история нашего жилища от бактерий до многоножек, тараканов и пауков

Постепенно Уэбстер пришла к пониманию, как именно токсоплазма вызывает эти изменения у своих хозяев-крыс. Оказалось, что, попав в мозг, паразит производит прекурсор допамина [262], а мы уже знаем, что этот гормон, наряду с другими веществами и физиологическими механизмами, вызывает повышенную активность у мышей и крыс, а также уничтожает у них боязнь запаха кошачьих выделений. Как результат, вероятность того, что грызун будет съеден кошкой, возрастает. Поскольку синантропные грызуны встречаются не только в домах, то и бродячие кошки становятся хозяевами Toxoplasma gondii [263].

Работа Уэбстер стимулировала изучение способов манипулирования поведением хозяев разными паразитами (и не только токсоплазмой). Теперь нам известно, что это довольно частое явление. Грибы берут под контроль мозг муравьев, осы манипулируют пауками, плоские черви равноногими рачками и т. д. Но, кроме Флегра, никто из исследователей Toxoplasma gondii , даже Джоанна Уэбстер, не занимался влиянием токсоплазмы на человека.

Должность Уэбстер давала ей потенциальную возможность изучать взаимодействие Toxoplasma gondii и людей. В ее обязанности входит преподавание в Медицинской школе Имперского колледжа, так что она еженедельно бывает в обществе коллег, специализирующихся на человеческих болезнях. Но для ее коллег результаты сравнительного исследования Флегра представлялись совершенно неубедительными, и их отношение к такого рода исследованием не изменилось бы, даже если бы их проводила сама Уэбстер. Конечно, она не должна была любой ценой доказывать им, что работа Флегра интересна и нуждается в продолжении, но было желательно сделать это. Академическая жизнь строится на взаимном уважении, которое можно завоевать, а можно и потерять. Утратив уважение коллег, вы лишаетесь их поддержки, возможности участвовать в совместных исследованиях и вообще одобрения, которое может понадобиться в будущем (а ученые, похоже, очень нуждаются в одобрении). Но результаты, полученные Флегром, казались неубедительными не только коллегам Уэбстер, но отчасти и ей самой. Ее занятия состояли в экспериментах, в проверке гипотез в лаборатории, но в истории отношений человека и токсоплазмы далеко не все их аспекты можно было экспериментально проверить. По этическим соображениям она не могла заражать людей этим паразитом. Никто не знает, как избавиться от токсоплазмы, если она обосновалась внутри клеток (поэтому Уэбстер не могла лечить людей и наблюдать результаты лечения). Однако в процессе работы ей пришла на ум одна возможность. Среди множества других гипотетических явлений, о которых говорил Флегр, он допускал, что паразиты могут изменять не только поведение, но и психическое здоровье зараженных людей. Точнее говоря, основываясь на работах Флегра, Э. Фуллер Торри, психиатр из Медицинского исследовательского института им. Стенли, и Роберт Йолкен, профессор педиатрии медицинского центра Университета Джона Хопкинса, предположили, что Toxoplasma gondii может быть отчасти или даже целиком повинна в шизофрении [264]. Было известно, что шизофрения и токсоплазмоз часто встречаются у членов одной семьи, но это нельзя было объяснить только наследственностью (причина, скорее всего, лежала в условиях проживания больных, а не в их генетической конституции). Вдобавок, лекарство, используемое для подавления симптомов шизофрении, как оказалось, иногда убивает токсоплазму в клетках больного человека. Когда Уэбстер познакомилась с этими данными, у нее возникла идея. Она подумала: а что, если механизм действия лекарства от шизофрении состоит в том, что оно подавляет или даже убивает Toxoplasma gondii ?

Уэбстер проделала эксперимент. Она перорально заразила токсоплазмой 49 белых крыс. Другая, контрольная, группа состояла из 39 животных, которых «заразили» через рот обычной подсоленной водой. Каждую группу крыс, зараженную и контрольную, разделили еще на четыре группы. Одна группа не получала никакого лечения. Второй давали вальпроевую кислоту (стабилизатор настроения), третьей — галоперидол (антипсихотик), и последняя получала пириметамин — лекарство, используемое для борьбы с паразитарными болезнями, включая в некоторых случаях и токсоплазмоз. После этого всех крыс поочередно запускали в загончик площадью в один квадратный метр. В четырех углах загончика находились различные пахучие предметы. В один угол Уэбстер положила опилки, вымоченные в крысиной моче и издающие соответствующий запах. Во втором углу лежали такие же опилки, но вымоченные в воде и поэтому ничем не пахнущие. Опилки в третьем углу издавали запах кроличьей мочи. Уэбстер предполагала, что этот запах не должен оказывать никакого действия на крыс, для которых кролики представляют совершенно нейтральный объект. Наконец, в последний угол она поместила опилки, пахнущие кошачьей мочой. Уэбстер работает в одном из самых престижных университетов мира. Она, автор крупных открытий, теперь день за днем занималась раскладыванием образцов мочи. После того как загончик был готов, туда запускали одну из крыс, и Вебстер или ее ассистент наблюдали за поведением животного и записывали, сколько времени оно проводит в каждом углу. Это повторялось много раз и в итоге вылилось в 444 часа наблюдений над 88 крысами. Когда все данные были подытожены, они заняли 240 462 строки. Уэбстер понадобилось немало времени на расчеты. Записи показали, что незараженные крысы проводили большую часть времени в углах, где был знакомый и «безопасный» запах их собственных выделений, или там, где пахло мочой безвредного для них кролика. Эти животные благоразумно избегали угла, от которого исходил запах кошачьей мочи. Зараженные, но не получившие никакого лечения, крысы вели себя совсем по-другому. Они чаще наведывались в «кошачий» угол и даже оставались там долгое время, как будто не понимали, какую потенциальную угрозу может нести этот запах. Удивительно, но зараженные крысы, получившие дозу средства от паразитов или лекарства от шизофрении, вели себя подобно незараженным животным. В сравнении с крысами предыдущей группы эти особи реже заглядывали в четвертый угол, а если заглядывали, то не оставались там долго. Они, если можно так выразиться, вылечились [265].