Когда нас вынесло из камина в «Кабаньей голове», бедная матушка, едва осмотревшись, тихо сомлела и осела на моих руках. Да, наш Паучий тупичок немного поприличней будет. Хотя она из дома-то почти не выходит. Едва дотащил ее до лавки, где сидел сам Великий Чародей. И ведь даже пальцем не шевельнул помочь, зараза! Надеялся, что у меня пупок развяжется, что ли? А если бы она одна была? И я не выдержал…
Размахивать руками и долго от души возмущаться мне не дали.
— Я рад, что ты так переживаешь за мать, — остро сверкнули очки-половинки. — Но у меня нет времени, — буквально припечатал Великий Светлый, а у меня аж челюсть отпала.
Это магу, владеющему аппарацией и еще бог весть чем, выбрать место поприличней — некогда? И я сдуру уставился ему прямо в глаза…
Когда понял, что сделал, едва не покрылся холодным потом. А вот потом… фигу, не читает он мысли! Недоумение, мелькнувшее на лице директора сказало о многом. Но еще больше — то, что он сразу меня по натюрморту не размазал. Потому что, прочитай он, что я сейчас думал, это было бы совершенно естественным. Или он просто не хотел? Или эта процедура затратная и не самая простая?
— Вы хоть воды ей дайте, что ли! — продолжал возмущаться я, но на всякий случай уже осторожнее.
— Агуаменти, — директор протянул Эйлин относительно чистый стакан и повернулся ко мне. — Да ты настоящий защитник, Северус?
— Спасибо. Это же мама, — я аж опешил. Чего это он так иронично-то? Кажется, мой предшественник вел себя совсем не так. Плевать, кстати, потому что с этого я как раз собирался начать.
Я наконец абстрагировался от окружающего трактирного бардака и рассыпался в извинениях перед директором. По поводу чего? А всего подряд. И что я на него только что волну нагнал, и что вообще приперся, куда меня не приглашали. А что, извиниться мне не трудно, а лишним не будет. Кажется, мне удалось его удивить, и я тут же плавно перешел к самому главному:
— Директор, что со мной? Я... — я сделал паузу и взволнованно вздохнул. — Я сам себя не узнаю! Маму узнал, отца, — я на всякий случай скривился, а потом состроил мечтательную мордочку, — Лили Эванс тоже узнал, и сестрицу ее. А некоторые вещи, которые в школе учил, не помню. Так трудно летние задания делать! А еще в голове самое странное… какие-то вещи знаю, о которых раньше понятия не имел.
— Например? — очочки заблестели.
— Растения разные, не все, правда. Грибы. А еще как еду готовить.
— Это все?
— Ну, не знаю, — я пожал плечами. — Заклинания почти все забыл. Мама помогла.
Я задержал дыхание, отчего мне удалось немного покраснеть, и отвел глаза. Да, я все это время по-гриффиндорски честно смотрел на дедушку, и он меня не читал, только попытался! Хотя и пусть бы себе, я же чистую правду говорил. А понял я это потому, что в голове опять полоснуло адской болью и я схватился за лоб, после чего директор отвернулся, сделал какой-то жест пальцами, почти что фигу, и все прошло.
— Это не мой сын! — услышал я за спиной удивительно твердый голос мамы Эйлин.
Ай, молодца, не зря я ее столько времени обрабатывал, что я какой-то не такой, особенно последние дни.
— Ага, — поддержал я ее. И снова покраснел.
— И кто же ты, если не Северус? — любопытство директора можно было ложкой черпать, но говорить он, как ни странно, предпочел со мной, а не с матерью.
— Я… — я снова сглотнул, мол, смотрите, как волнуюсь, — иногда мне кажется, что я девочка, директор, сэ-эр…
Верховный Чародей уронил челюсть. Да, вот такой я странный зверек… Луп-луп глазками.
Тут можно было бы просто дать занавес, но жизнь продолжалась, и весьма активно. Во-первых, мать аж подскочила, видимо, в ее голове сопряглись наконец мои домашние успехи «по хозяйству» с тем, что я только что «рассекретил». И выдала… прямо как настоящая ведьма. Нет, даже Ведьма с большой буквы!
Там было много слов (я почти все не понял), какие-то, похоже, ритуальные взмахи руками (хотя, может, и просто истерика), воздух то холодил, то обжигал, где-то что-то грохнуло, но... главное, что получилось в результате — теперь мы доброму дедушке ничего не должны. Дедушка, правда, теперь отнюдь не добрый, но я продолжаю смотреть ему в рот честными гриффиндорскими глазами, мол, на него вся моя надежда. И его, кажется, пронимает.
— И как же вас зовут, мадмуазель? — он аккуратно берет меня за подбородок.
— Джинни, сэр…
И чувствую, словно в голову кто-то осторожненько так стучит… В ответ радостно представляю давно уже сложившийся у меня образ: что-то среднее между Джинни и Молли.
Читать дальше