Мэри Блейни: Удивительное приключение Эми и графа

– Думаю, что да, – немного поразмыслив, согласилась Эми.

– В «Звездных вратах» об этом ничего не говорилось?

– Нет, – ответила Эми, слегка смущенная тем, что Саймон помнит тот глупый разговор. – Но твоя теория не лишена смысла. Когда мы сюда перемещались, наша одежда осталась дома.

– А монета нет.

– Хорошо, – сказала Эми. – Монета здесь, но взять с собой назад мы ее не можем, значит…

– Значит, надо найти какое-то иное решение.

– А если мы вместо монеты возьмем с собой другую вещь? Никто же не хватится какой-нибудь гребенки, например, или пудреницы.

– Точно. А вещицу эту мы подарим музею.

– Зачем, Саймон? Мы ее продадим, и у тебя появятся деньги, чтобы как следует отремонтировать Уэстморленд. – Эми осмотрелась вокруг и едва не подпрыгнула. – Картина, Саймон! Мы возьмем с тобой картину!

– Что?

– Ну как ты не понимаешь? Мы обменяем картину на монету. А дома ты продашь ее, и тогда у тебя хватит денег, чтобы Уэстморленд не отремонтировать, а отстроить заново!

– Это очень похоже на кражу.

Было видно, что мысль о картине кажется Уэсту соблазнительной и он сопротивляется из последних сил.

– Вовсе нет! Картина принадлежит твоей семье, а значит, и тебе тоже. Кроме того, мы должны взять ее. Неужели ты не понимаешь? Это же то самое, о чем ты говорил перед этим. Картина – такая же часть этого времени и пространства, как мы, как граф, и его тетушка, и леди Анна, и все остальные. Монета останется здесь, а вместо нее исчезнет картина.

Саймон помолчал, а затем замотал головой.

– И как я объясню, откуда у меня взялась картина Гварди?

– Но все же знают, что ты не первый год ее ищешь! Скажешь, что граф привез картину в Лондон, куда-то положил, а потом забыл о ней. Могло так случиться? Могло. Ведь в те времена она не стоила миллионы.

– Очень слабая версия.

– Нормальная версия! В конце концов, все знают, что картина принадлежит твоей семье больше двух веков. Она была потеряна, а потом нашлась. Кто будет задавать лишние вопросы? Подлинник ли это? Пусть проверяют. Мы-то знаем, что это настоящая работа Гварди. Ничего другого никто не докажет.

– Возможно, ты права. Тем более если оставить картину здесь, то нельзя поручиться, что пятый граф – бездельник и мот – ее не продаст. Он едва все имение тогда не распродал.

Саймон встал и снял картину со стены.

– А если ты ее не продашь, она будет прекрасно смотреться в твоем кабинете, – сказала Эми. – Справа от двери. Я уже представляю, как она там висит. И ты станешь видеть ее каждый раз, выходя из комнаты.

Она еще услышала слова Саймона:

– Да. И ты тоже…

Страшная усталость навалилась на нее, и Эми заснула, не успев ничего на это ответить.

Никакой ошибки быть не могло – именно так шумит ночной Лондон. Далекие звуки сирен и клаксонов, музыки… Рассвет еще не наступил, но в огромном городе кто-то еще не ложился спать, а кто-то уже проснулся.

Рядом с ним сидела Эми – она пока не очнулась, ее руки слегка подергивались во сне. Остатки видений покидали Саймона, заставляя его переживать сложную гамму чувств – колющее ощущение утраты сменилось эйфорией от одержанной победы, потом на смену пришло отчаяние – такое глубокое, что казалось легче умереть, и, наконец, верх надо всем взяла радость от того, что он любит и любим. Неужели человек действительно может быть таким счастливым?

В свете зажженной на столе, бросающей глубокие тени в углы комнаты лампы Саймон увидел, как дрогнули веки Эми, как скатилась по ее щеке слеза.

– Мы дома, Эми, – прошептал он, целуя любимую.

Эми повернула голову и ответила поцелуем на поцелуй, хотя ее открывшиеся глаза все еще оставались сонными. Ее поцелуй был скорее нежным, чем страстным, скорее теплым, чем обжигающим. Как приятно возвратиться домой!

Хотя поцелуй был легким, именно он окончательно пробудил обоих. Саймон выпрямился на диване и увидел лежащую на полу картину Гварди – ту самую, из библиотеки покинутого ими Уэстморленда.

– Мы одни? А где мистер Арбакль? – спросила Эми.

Уэст встал и включил верхний свет, хотя и без того было понятно, что в комнате, кроме них, никого нет.

– Портрет. Взгляни, Саймон.

– Что? Мне кажется, ничего не изменилось, – он подошел ближе, пытаясь рассмотреть, нет ли на полотне чего-то нового.

Монета все так же блестела, игрушечный поезд оставался на месте, все так же пристально смотрел с портрета граф.

– Что ты увидела такого, что не вижу я?

– Нет, ничего. Все в порядке. Ничего не изменилось.