Дженнифер Маккуистон: Приключения новобрачных

– Чего ты хочешь, Джорджетт?

– Я хочу тебя, – ответила она без тени сомнения.

Он снова принялся ее целовать. Минуту спустя, чуть отстранившись, прошептал:

– Ты должна быть уверена, Джорджетт. Да, именно ты должна сделать выбор, не я. – И это была чистейшая правда. Свой выбор он уже давно сделал. Вернее, так: ему не приходилось выбирать – за ее улыбку он отдал бы жизнь. И он даст ей право выбора, а если она пожелает ему отказать, то быть посему. Хотя, судя по тому, с какой готовностью она откликалась на зов его тела, уговорить ее не составит труда – и черт с ним, с этим выбором!

Джорджетт отступила на шаг, чтобы видеть его глаза.

– О чем ты? Я ведь думала… Когда ты попросил вернуть кольцо, я подумала, что ты хочешь расстаться со мной.

Джеймс покачал головой. Ее интерпретация событий была так далека от правды, что он едва не засмеялся.

– Ты не так все поняла, любовь моя. Если мы нырнем в омут не глядя, твой шанс выйти сухой из воды будет упущен. Ты окажешься связанной со мной на всю жизнь. Я хочу, чтобы ты была уверена в том, что принимаешь верное решение. Так как же?

Он замер в ожидании, но Джорджетт не торопилась с ответом. Она ведь достаточно ясно выражала свои желания, причем неоднократно. Мечта же о том, что она захочет чего-то большего, чем требовал инстинкт, казалась несбыточной. Однако…

Джорджетт дотронулась до ворота платья и высвободила верхнюю пуговицу.

– Мистер Маккензи, – сказала она неожиданно звонко, – вы заставили меня пересмотреть мое отношение к замужеству.

Она расстегнула еще одну пуговицу, затем – еще одну. Ее нижняя рубашка призывно белела под платьем, и вырез на этой рубашке был очень даже смелым. Ложбинка в декольте манила и дразнила. Он хотел, чтобы она продолжала, но еще больше хотел, чтобы она сначала его поцеловала – в качестве доказательства добровольности своего выбора. Хотя, если подумать, поцелуй означал бы не так уж много, так как она его уже целовала… Три раза за день и еще – ночью. А он был все с тем же неутоленным желанием, от которого тело его, казалось, вот-вот взорвется. Нет, поцелуй в данном случае не слишком весомое свидетельство. Если только он не приведет к большему.

Она не знала, чего ожидать, и – что еще хуже – не знала, что делать.

Конечно, процесс был ей знаком. Два года она стойко переносила утомительные совокупления, но никогда не чувствовала того, что сейчас. Все тело ее, казалось, звенело, дрожащие пальцы, упрямо сражавшиеся с пуговицами лифа, покалывало от желания прикоснуться к Джеймсу.

Наконец она закончила расстегивать лиф и приподняла сначала одно плечо, потом – другое. После чего, сообразив, что без помощи рук не обойтись, спустила платье пониже, и оно, помедлив мгновение, смирилось с неизбежным и с печальным шелестом упало на пол. А Джорджетт, оставшаяся в тонкой батистовой рубашке и юбке, невольно поежилась, хотя было совсем не холодно.

Джеймс смотрел на нее с восхищением, а ей с трудом верилось, что она это делает; и, конечно же, она понятия не имела, правильно ли. Стойкое отвращение к наготе никогда не позволяло ей раздеваться перед мужчиной. Тем более она не могла представить, что способна это делать медленно, измеряя время не секундами, а короткими вздохами восхищения партнера. Однако реакция Джеймса говорила о том, что обнажаться, возможно, не такое уж плохое занятие, если имеешь мужество довести дело до конца.

Ее грудь, привычная к тесной клетке из китового уса, реагировала весьма бурно на непривычную свободу и далеко не целомудренный взгляд Джеймса. Прикосновение же сосков к тонкому батисту рубашки порождало чувственную дрожь, и Джорджетт бросало то в жар, то в холод.

Она упала в объятия Джеймса, закрыв глаза в томительном ожидании поцелуя, но он не торопил события. Пальцы его осторожно поглаживали какую-то очень чувствительную впадинку у нее на затылке. Потом он потянул за тесемку на талии – и юбка отправилась на пол следом за лифом.

Итак, полпути пройдено. Раздевание оказалось долгим делом.

Тут он вдруг опустился перед ней на колени. Наверное, не всякой женщине удавалось увидеть Джеймса Маккензи с такого ракурса. Возможно, она в Мореге – единственная, кто знает, что волосы у него на макушке такие же густые, как с боков. Она видела каждый стежок на его голове, а еще обнаружила трогательный мальчишеский вихор.

А между тем пальцы Джеймса действовали ловко и неутомимо. Он уже успел расстегнуть крючки ее панталон и подвязок, стащить с нее и то и другое – с этой задачей он справился быстро, – и теперь ему предстояло расшнуровать ботинки.