Станислав Хабаров: Аллея всех храбрецов

– Сергей Павлович, – решилась, наконец, секретарша. Она вошла в кабинет и ожидала, стоя у дверей, паузы, чтобы вклиниться в разговор. – Вас к телефону. Москва на проводе.

Главный отошел от стола и, усевшись в кресло зама, стоявшее у письменного стола, начал говорить по телефону. А Невмывако стоял, не решаясь сесть. "Зачем ему всё это? – думал он, наблюдая за Главным. – Академику, лауреату, герою, Главному конструктору ракет и космических кораблей? Уйди он сегодня на пенсию, и его портреты будут висеть на каждом углу. И чего ему ночами сидеть над документацией или вмешиваться в каждый административный приказ. Умрёт он, а это обязательно случится, положат его в центральном столичном зале. Будет много венков и приветствий. Будут женщины плакать в толпе, пришедшие на прощание из любопытства. А те, кому действительно трудно без него, будут и в эти дни спорить и решать, работать и разбираться, улыбаться и хмуриться, потому что жизнь и работа не остановятся. Или будет совсем не так. О его смерти узнают лишь многие годы спустя. А до этого будут молчать из соображений какого-то высшего, непонятного порядка. Только на проходной КБ с обратной стороны появится белый лист ватмана с фотографией в траурной рамке. Или будет совсем не так, но самое главное, не будет уже его самого. И все эти страсти и всплески способствуют лишь одному. Нервные клетки не восстанавливаются".

– Нет, не завтра, – кричал Главный в трубку уже местного телефона. – Я вам говорю не завтра, сегодня доложите мне.

Он бросил трубку на разноцветные рычажки красивого аппарата, и Невмывако понял, что сейчас для него начнется что-то ужасное.

– Я хочу, чтобы вы правильно поняли меня, произнес Главный неожиданно вкрадчивым голосом. Он вернулся к столу, и постукивал кончиками пальцев по краю серого, обтянутого сукном стола. – В начале прошлого года, примерно, одновременно с приказом об образовании вашего отдела, появился и другой приказ…

Главный остановился, повернулся в сторону начальника отдела кадров, и тот привстал со своего места, готовый дать любую нужную справку, зависящую от него.

– Так вот, – появились твердые нотки в голосе Главного, – на сборке основного изделия была обнаружена грубая ошибка. Оказалось…

В комнате было тихо. Через открытые окна долетали в комнату редкие звуки птиц. Заместитель Главного сидел за столом, сцепив на столе руки и повернув к Главному непроницаемое лицо.

– Оказалось, что сборщик выпил стопку в обед… Меня в это время не было. Я был в это время на испытаниях, но в тот же день приказом по предприятию указанный сборщик был уволен. Я подчеркиваю, уволен не мной. В завкоме у нас головастые люди, и руководство нередко прислушивается к их мнению. Они сказали примерно следующее: сегодня брак в цехе, завтра в полёте. И с этим невозможно не согласиться.

Главный говорил теперь негромко, уверенно. Невмывако следил за его руками и лицом, глазами в лучистых морщинках.

– Теперь этот случай. Что сказать мне рабочим? Мне скажут: Главный сам конструктор и защищает конструкторов.

– Но, Сергей Павлович, этот случай особый, – Козлов – председатель профбюро встал. Вставая, он неловко отодвинул стул, но встал он прочно, и видно было: такого не собьешь.

– Каждый случай особый, – возразил Главный.

– Ребята – золото, – продолжал Козлов. – В системе управления "гибридов" – их большая заслуга.

Дверь скрипнула, и все обернулись к двери. Иркин спиной ко всем прикрывал дверь, не подозревая, что стал уже объектом всеобщего внимания.

– Разрешите, Сергей Павлович, – произнес Иркин. – Ради бога, извините, что опоздал. Задержали в КИСе.

– Я разве вас вызывал? – поднял голову зам.

– Я сверх программы, для усиления.

– Садитесь, – кивнул холодно Главный. – А теперь я хотел бы попросить вас встать на моё место. Как бы вы поступили на моём месте?

– Разрешите мне, Сергей Павлович? – Иркину явно не терпелось.

– Вы даже не знаете, о чём речь. Ну, хорошо. Послушаем свежего человека.

– Я бы оставил ребят на предприятии, – мягким голосом начал Иркин, – оставил бы их со строжайшими взысканиями. Я настаиваю на этом потому, что не ошибусь, назвав их нашими лучшими специалистами. Я хорошо их знаю, как людей. Я готов поручиться за них, как угодно, честным словом, любым залогом, наконец, премией.

– Оставьте премию в покое. Вы её ещё не получили.

Речь шла о Ленинской премии, присужденной большому коллективу за первый пилотируемый. Возле проходной на щите объявлений висела "Молния" со списком лауреатов. В их числе значился Иркин; но ни медали, ни диплома, ни денег, согласно распределению премии, он ещё не получил.