Наталия Речка: Выстрел в доме с колоннами. Сборник повестей

– Может, в фотоальбомах Вашей дочери найдутся фотографии ее сестры?

– Нет, я часто перелистываю её альбомы. Все фотографии мне хорошо знакомы, как и люди на них. Я же Вам говорила, Ирочка старательно скрывала свою сестру от меня, – теряя терпение, повысила голос Эльвира Викторовна.

Уже в прихожей, влезая в ботинки, Борцов задал несчастной женщине последний вопрос, который был из ряда «авось пригодится»:

– А как фамилия Вашего мужа и соответственно его брата, дяди Иры?

Получив ответ, Борцов замер, потом встряхнул головой, как будто, скидывая что-то тяжёлое, закашлялся и хрипло спросил: «А имя и отчество дяди»? То, что произнесла Эльвира Викторовна, прозвучало, как приговор, прояснив многое, и теперь Григорий Михайлович знал почти всё. Выйдя из дома Медниковой, он сделал пару звонков и направился в отделение.

Витя застал Борцова в кабинете, уткнувшегося в ворох бумаг, с чашкой в одной руке. Приятно пахло кофе, в помещении было тепло и уютно, несмотря на небольшой беспорядок. Эту ночь Витя не спал, ломал голову, взвешивая все «за» и «против». Он знал, что никакая умная книга, никакой великий мудрец не укажет ему правильный выход. А, может, его и вовсе нет. Всё в этом мире субъективно: книги, законы пишутся людьми, известные философы – тоже люди, а значит, могут ошибаться. Конечно, есть учёные и точные науки, но нет такой науки, которая бы сейчас перемножила все переменные и выдала ему, как дважды два четыре, единственно возможный ответ. Но, открыв дверь кабинета и увидев, похудевшего, осунувшегося Борцова, Витя уже не колебался, мысленно попрощавшись с мечтами о безоблачном семейном счастье с любимой и такой близкой ему женщиной.

– Добрый день, – начал он, продолжая топтаться у входа.

– Добрый, – сказал Борцов, кинув взгляд, на помощника и снова уткнувшись в бумаги.

– Я бы хотел… Григорий Михайлович, мне надо Вам сказать…. Я давно хотел… Короче, Марина тогда в своём заключении не…

– Витя, – вдруг резко оборвал его Борцов на полуслове, и тут зазвонил стационарный рабочий телефон. Витя от неожиданности подпрыгнул, а Григорий поднял трубку, буркнул «слушаю», потом весь выпрямился, несколько раз ответил «так точно», а затем «скоро буду», аккуратно вернул трубку на рычаг и стал поспешно собираться, оставив недопитое кофе на столе. Зайцев растерянно наблюдал за майором. Борцов, уже накидывая куртку, как будто, что-то вспомнив, повернулся к Вите и, недолго обдумывая, произнес:

– Помнишь, Витя, как один свидетель круто повернул судьбу Ивана Сушко? Я ведь к Сушко на работу звонил, интересовался. Его там хвалили, называли незаменимым, всегда готовым прийти на помощь. Не появись у него на пути этого Гоши, жил бы и работал как нормальный гражданин. Да, что там говорить, про Гошу через месяц-другой уже никто и не вспомнил бы. А тут этот старичок-полуночник… и Сушко до конца своих дней в тюрьме. Здоровье-то у Ивана не намного лучше, чем было у его дружка Фомы. Я тебе к тому это говорю, Витя, что человек – существо хрупкое, испортить кому-то жизнь очень просто, а, от нашего слова, бывает, зависит жизнь и благосостояние нескольких людей.

– Спасибо Вам, Григорий Михайлович, – облегченно вздохнув, сказал Витя. Борцов взглянул ему в глаза и кивнул.

Если бы Григорий только знал, какой камень скинул он с души молодого человека. Но Борцову уже было не до этого, он бодрым шагом шёл к машине, думая, как быстрее будет в этот час доехать до здания городской администрации.

Гранит Павлович, так звали очень влиятельного человека в городе, руководил здесь всеми и вся. Он не был мэром, депутатом, не состоял, в какой бы то ни было партии, он просто был всем. С его мнением считались отцы города, его решения всегда были окончательными и бесповоротными и их побаивались, без его одобрения ничего не открывалось, не двигалось, не строилось, не сажалось и не росло. Малые и средние бизнесмены смотрели ему в рот, а олигархов в городе попросту не могло быть, Гранит Павлович никого не подпускал близко к государственной собственности.

В народе говорили, что друзей, как таковых, у него не было, но среди людей, которых Гранит Павлович особенно выделял, значился и Григорий Михайлович Борцов.

Увидев знакомое честное лицо, Гранит Павлович повеселел и направился по дорогому ковру через огромное пространство своего кабинета к Борцову. Пожав руку и обняв дорогого гостя, хозяин указал ему на кожаный диван и сам демократично присел рядом, закинув ногу на ногу.