Заметив юных фрейлин, к парку повернули мальчишки. Они закончили тренировку и шумно возвращались в замок. Они громко переговаривались, махали руками, дразнили и задирали друг друга. Стеганные куртка и штаны бугрились на спинах и ногах, руки тяжелили доспехи и латы.
Гранквист прервал разговор и остановился напротив Ядвики. Он поставил ногу на бортик, загородив коленкой Семелу. Семела фыркнула и встала рядом, сложив руки на груди.
– Ядвин говорит, ты заришься на его доспехи, – грубо сказал мальчишка. – Не хочешь поносить мои?
Гранквист водрузил на голову принцессы свой шлем.
Ядвика тут же одним движением скинула его к ногам наследника. Отполированный блестящий шлем моментально покрылся грязью. Гранквист, не раздумывая, толкнул Ядивику, она, не удержав равновесия, упала спиной в фонтан. Брызги полетели во все стороны. Девочки от ужаса замерли. Мальчишки сдержанно загоготали. Ядвин крепко прижал к себе Семелу, рвущуюся на помощь подруге. Разъяренная Ядвика поднялась на ноги и хотела выскочить из фонтана, но Гранквист помешал ей. Всякий раз, когда она ставила ногу на бортик, он сталкивал ее в воду. Ядвика опустила ладони в воду и резким движением вскинула руки вверх, окатив наследника с ног до головы.
Гранквист отряхнулся, как собака, и ухмыльнулся:
– Хорош душ!
Мальчишки рассмеялись громче. Семела, вырвавшись из объятий принца, полезла в воду вынимать свою подругу.
– Доспехи поржавеют, чистить заставлю, – пригрозил Гранквист и, махнув мальчишкам, покинул поля боя.
Ядвика подставила руки под струю воды и мелкие брюзги полетели им в спины. Принцесса вылезла из фонтана и села обсыхать на солнце, ее сотрясала крупная дрожь.
Когда Ядвин вечером вернулся на половину принцессы. Ядвика набросилась на него без лишних предисловий:
– Почему ты не защищаешь меня?
– От кого? – удивился принц, скидывая одежду на стул, обтянутый кожей.
– От кого, от кого, ты итак прекрасно знаешь от кого! От Гранквиста, конечно!
– Не вижу никакого смысла защищать тебя от человека, который в тебя влюблен, – мальчишка с опаской посмотрел на закрытую дверь материнской комнаты, вынул пару дощечек из паркета и спрятал меч в тайник под картиной, изображавшей прабабушку Гамару на фоне водопада. И послал своей прародительнице привычный воздушный поцелуй.
Только он хотел встать с корточек, как Ядвика якорем уцепилась ему в руку:
– Это он тебе сказал? Фи, какой ты потный!
– Ты бы тоже была потной, если бы занималась как я, а не сидела цельными днями и не считала бы ворон, – он стряхнул руку сестры, но, сжалившись над Ядвикой, ответил:
– Зачем ему это мне говорить? Ты же никогда не говоришь, что любишь его?
– Ты это о чем? – возмутилась девочка.
– Вот как раз об этом, – Ядвин не сдержал довольной улыбки, показывая сестре, что запираться бесполезно. Он наклонился над столом и начал хватать с блюда большие куски мяса, брызгая жирными каплями на скатерть. Затолкав в рот помидор, он победно уставился на сестру.
– Как ты можешь так спокойно говорить об этом, ты же знаешь, что я не могу любить Гранквиста, а он не может… любить меня. Ведь Ховасора умерла, родив больное дитя. Ачи сказали, что гаур и гаял никогда не смогут быть вместе.
Ядвин мучительно долго прожевывал пищу, строя сестре уморительные рожицы:
– То есть проблема только в неизбежной смертности, так? – с полным ртом проговорил Ядвин, помогая себе жестами.
– Нет, не только, – запнулась Ядвика. – Я просто возмущена, что ты вообще допускаешь возможность такого союза. Ты что же желаешь мне смерти?
Ядвин пожал плечами и запихнул в рот целиком песочное пирожное, залитое шоколадным кремом.
Ядвика хлопнула по столу ладошкой.
– Ядвин, я же разговариваю с тобой!
– А я голоден. Ну, вот посуди, сестренка. Градар был счастлив со своей женой, хотя прожили они вместе не больше года, а вот наши родители или возьми, кого угодно, жили или живут вместе долго, но, увы, совсем не счастливо, хотя и они тоже, как это смешно не звучит, принадлежали друг другу. Какую любовь ты бы выбрала? Долгую, но склочную или скоротечную, но счастливую?
– Никакую из двух. Ты предлагаешь какие-то крайности.
– А мне, сестренка, иногда кажется, что в этом деле и важны крайности, то что посередке – жуткий, тлетворный обман.
– Ядвин, это ты вернулся, сынок? – раздался голос Ялы из комнат.
Ядвин с досадой поморщился.
– Я, – крикнул он, надеясь, что мать не выйдет к нему. Но Яла, накинув шаль на плечи, вышла из комнаты. Со смерти мужа ее золотистая головка покрылась серебряными нитями, на лице проступили морщины, крепкий подбородок выступил еще сильнее, а запавшие глаза окружили непроходящие синие тени.
Читать дальше