Ринат Валиуллин: d’Рим

Памятуя о других блестяще выполненных заданиях, среди которых было убийство какого-то государственного деятеля в Сараево, от работы ее отстранять не стали… Жалко было женщину, по-видимому жену, она была молодая, будто хотела прикрыть мужа, и пуля попала ей в живот. Вторая пронзила шею ее мужа. Из раны брызнула струйка крови, которая вскоре залила всю Европу. Так с одного движения пальца началась Первая война миров.

Промахи – это то, что не дает спать спокойно. Ни ей, ни её шефу. Он все время ставил в пример ей того, первого, с которым она не смогла разобраться, а только ранила. Шеф, как завзятый психолог, внушал ей, что дело было вовсе не в августе, не в дожде, не в плохой видимости, не хватило опыта, слишком близко подошла, попала в его пространство, под его очарование, как и тысячи других, которые в этот момент, будто в летаргическом сне, творили сами не понимая что. «Либо у тебя там кто-то есть. Больше причин я не вижу. Скажи мне, что это не так». Я сказала ему то, что он хотел слышать: «Нет у меня там никого».

Шеф как в воду глядел, как глядела в воду Петропавловка. Но начни я рассказывать, начались бы лишние вопросы, трудные ответы, интимные сцены. Я оставила их в душе, но вырезала из личного дела.

Имя ему Питер. Он представился контр-адмиралом, но я не имела ничего и против мичмана, лишь бы чувства. Если бы не голод, если бы не влюбленность, я бы никогда так на нем не зациклилась, не относилась бы к нему с таким вниманием и заботой. Еще бы – общаясь с ним, я общалась с целым замечательным миром. Не человек, а город, не мужчина, а Вселенная.

Пальцем в небо попала Петропавловка. Пропадая надолго, он бросал ее в темницы Петропавловки, зато возвращаясь, они пускались в такое сладкое безобразие, когда ее молодое еще, похотливое, смазанное страстью тело елозило по шпилю от самого дна к самому небу, туда-сюда, туда-сюда, в ожидании выстрела полночной пушки, после которого, тут же, она убитая срывалась с колоннады Исаакия и разбивалась по нескольку раз за ночь. То и дело собирая себя по осколкам и поднимая по длинной крученой лестнице на вершину блаженства, вновь падала вниз, очарованная, бездыханная.

Насаживалась похотью на его адмиралтейский шпиль (впрочем, не всегда он был таковым, часто флигельком, только в ее теплом желании становился он шпилем). Она любила подолгу смотреть с моста в воду, до тех пор, пока не найдет свое отражение – «то ли нимфа, то ли нимфоманка». Город колебался тоже, пытаясь правильно ответить на этот сложный вопрос. Стены зданий расшатаны, того и гляди развалятся – как легко отражению вывести из себя! Будто глядишь утром на свое примятое сном лицо, ищешь новые морщины, чтобы докопаться до своего настроения. Испортить его в конце концов, потом быстро приводить в порядок кремом и пудрой. Корабельный гудок возвестил, что все кончено, контр-адмирал помахал мне рукой с палубы.

У какой женщины не дрогнет рука, когда любимый пропал без вести? Слезы мои застилали глаза. Я не помню, как нажала курок, будто стреляла в себя. После выстрела, очнувшись от летаргического сна на несколько мгновений, люди подхватили вождя и понесли, теперь уже имея определенный вектор, головою вперед. Теперь у них был свой мученик и святой. Этот выстрел повлиял на ход истории и на время, оно замкнулось в себе, стало пересчитывать счастье по своим законам, словно белка попала из леса в колесо, чтобы бог знает сколько крутиться в своем порочном кругу.

– Ладно, не спать, проехали, – сказал мне шеф. – Одного не пойму, неужели нельзя было пальнуть из «Авроры»? Почему стреляли из браунинга, раз вы были в Питере? «Просто я там проснулась… одна», – зачесался язык ответить ему, но я сдержалась – тогда бы мне пришлось рассказывать весь роман.

– Пойдем, кое-что тебе представлю. – Он повел меня в соседнюю комнату, где показал свою таблицу: – Вот моя бессонница!

Таблица была похожа на систему химических элементов, где у каждого был свой профиль, свой номер, каждый со своим удельным весом в обществе, со своими свойствами, связями и значениями. Некоторые клетки таблицы были пусты.

– Это для сверхновых элементов, – пояснил немой вопрос в глазах Анны шеф. И ты их должна заполнить.

«Какая рутина», – подумала про себя Анна, кивая головой. Химия ей не нравилась вслед за химиком. Вот так вот все просто у женщин, одна антипатия может вычеркнуть целую науку из твоего мировоззрения.

Анне показалось, что она даже сейчас кивнула своим нахлынувшим воспоминаниям. Она прислушалась к тишине чердака, на котором устроилась, снова посмотрела в глазок винтовки. Ждать уже было нельзя, надо было заканчивать. Она натянула курок указательным пальцем, будто тот был тетивой лука. Неожиданно к парочке подошла пожилая женщина.