Николай Еленевский: Время пастыря

Даже в родном селе. Но это изначально. Потом в разговоре с родней обмолвился в бесперспективности своих поисков, на что муж двоюродной сестры Александр произнес:

– Так у тестя какие-то церковные книги есть. Ему после смерти Василя принесла Ганна. Говорит, возьми, а то пропадут.

Дядька Антон относился к той категории нашего рода Дырманов, по материнской линии, которому история была всегда интересна. Так ко мне попала «Книга на записку расхода денежных сумм и капиталов Лунинской Борисоглебской церкви Пинского уезда на 1899–1900 – 1901 годы», прошитая и скрепленная церковной печатью.

Поразил аккуратный, удивительно приятный для глаз почерк. Каждая буковка была узнаваемой и воспринималась с той легкостью, которая поражала. Вчитываясь в книжные строки, сделал свой первый шаг в мир священника Лунинской Борисоглебской церкви:

«В мае выделено на содержание Пинского духовного училища по 2 копейки с каждой души прихожан по норме 1885 года на текущий 1899 год 18 рублей 14 копеек.

На выписку пробельной бумаги на исповедальную ведомость на 1900 год 78 копеек.

Итого в мае месяце в расходе 18 рублей 92 копейки.

К 1 числу июня остается 87 рублей 78 копеек.

Свидетельствуем: священник Платон Тихонович, псаломщик Василий Радзивинович, церковный староста Власий Трухнов.

Представители от прихожан: Климентий Демянчук, Иван Дудорга, который за Демянчука также подписался».

И далее:

«По году за декабрь переходящие суммы:

на восстановление православия на Кавказе – 11 копеек,

на сооружение церквей в Туркестанском крае – 9 копеек,

на улучшение быта православных поклонников в Палестине – 11 копеек,

на сооружение храма в Тифлиси – 13 копеек,

на распространение православия между язычниками в империи – 12 копеек,

в пользу Японской миссии – 12 копеек,

на сооружение и украшение церквей внутри империи и за границей – 13 копеек,

на вспоможение православному духовенству – 14 копеек,

на больницы для раненых воинов – 15 копеек,

в пользу церкви Святого Гроба Господня в Иерусалиме – 11 копеек,

в пользу нуждающихся славян – 11 копеек».

По другим годам:

«на возобновление строительства Мстиславова храма во Владимире-Волынском –12 копеек,

на достройку соборного храма в Киево-Покровском женском монастыре – 10 копеек,

в пользу церковно-приходских школ – 13 копеек…»

…Читаешь и ощущаешь всю глубину смысла народной поговорки, начинающейся словами – с миру по нитке… И в то же время видел, насколько многообразен, широк был тот мир, для которого жертвовали свои копейки прихожане полесского села. Насколько он был значим для человека, которому духовной властью доверили распоряжаться этими копейками.

Опять же записи

«о расходах на погашение ссуды, на закуп свечей и церковного вина, муки, на составление капитала для призрения в больницах лиц духовного звания, на выписку губернских ведомостей, на выписку епархиальных ведомостей, на постройку общежития для воспитанников Минской духовной семинарии…»

И здесь же с красивым почерком записка:

«Высокоуважаемый батюшка! Благодарю за одолжение. Посылаю 10 конвертов. Подпись. 5 апреля 1901 года».

Десять конвертов, видимо, для личной переписки Платона Тихоновича. И в ряде текущих месяцев и такие записи, как возвращено священнику П. Тихоновичу вычтенных из его жалованья за книги (перечень книг и сумм самый различный) – где 1 рубль 70 копеек, где 2 рубля, где 5 рублей 62 копейки.

А затем и вовсе удача: мне родственники передали книгу Геннадия Кохановского «Адчынiся, таямнiца часу». Сдержал свое слово Геннадий Александрович, отослал ее полесскому кузнецу в его родную деревню. Вот только не застала она Василя в живых, потому как вышла в свет в 1984 году и весьма небольшим по тем временам тиражом. Имелась в ней небольшая главка под названием «Беларуская граматыка Платона Цiхановiча».

Геннадий Александрович рассказывал о своей поездке в Лунин, о встречах с местным кузнецом Василем Карпцом, о самой грамматике, поисках следов Тихоновича. Процитирую несколько абзацев.

«Аўтар добра ведаў свой час і ўлічваў зачаджаную палітычную атмасферу на Беларусі, калі нават мова народа была ў забароне, таму ён пісаў беларускую граматыку на дзвюх мовах: беларускай і рускай. Безумоўна, гэтая частка з’яўляецца ўступам да асноўнай працы. Ужо ў самым пачатку Платон Ціхановіч (1838–1922) пераконвае чытачоў, што беларуская мова мае свае асаблівасці, яе не трэба блытаць з рускай.